Паническая атака

Двадцать лет назад мое медленное восстание с морального дна началось как раз с этой точки. Именно она была тогда нижним пунктом падения. Вернувшись из Москвы в свою деревню, я решил, что отныне стану другим человеком, хватит с меня уже «подвигов низости». У этого решения должен быть материальный эквивалент, и я обрадовался, его найдя. Верну в районную библиотеку все украденные оттуда за прежние годы книги! Большого вреда я народному просвещению, если говорить честно, не нанес. Даже скорее наоборот. На шмуцтитуле гамсуновского двухтомника, который я переместил с общественной полки на свою личную, было химическим карандашом написано: «Шыза». Белорусский обыватель, по ошибке цапнувший чернокожую книгу, безошибочно почуял опасность и вред, исходящий от бредней голодного норвежца, и на всякий случай предупреждал об этом идущего следом читателя. Народная цензура, основанная на здоровой мозговой брезгливости, твердо противостояла всякой инородной зауми на более дальних подступах, чем цензура официальная. И я своим избирательным воровством парадоксальным образом служил сохранению чистоты и правильности провинциальных нравов. Но эти фарисейские аргументы спалил внутренний пожар осознаваемой вины. Интересно, что вернуть украденное оказалось труднее, нежели украсть. Помнится, за все те пять лет, что я таскал к себе в нору греческих классиков, Фолкнеров и кафок, у меня не было ни одной, даже крохотной, заминки. Кроме хороших книг, я получал еще и порцию адреналина в кровь, даже не зная о существовании этого фермента. Я проносил печатный наркотик, как нынешние афганские курьеры, в животе, втянув его насколько это было возможно и обхватив сверху брючным ремнем. За раз помещалось до четырех томов приличной толщины. На обратном, честном маршруте я был однажды разоблачен, прямо в читальном зале. Меня окунули в шумный позор по уши: сначала мне казалось, что я разуплотнюсь тут же, на месте, от стыда. Меня, оказывается, знали, знали мою маму — «такой уважаемый человек», «стыд, стыд-то какой! А еще в Москве учится!». Мои убогие попытки объяснить, как обстоит дело на самом деле, вызвали такие гримасы и стоны сквозь нос, что я вылетел оттуда даже не красный, а черный, истерично клянясь себе больше никогда не открывать крышку ни одной книги. Но позднее выяснилось, что мука пережитой несправедливости со временем переплавилась в лекарство.

Кардиологические, остеохондрозные, голодательные книжки плюс брошюры о вегетососудистой дистонии, гипертонии, гастрите, сочинения о том, как сохранить молодость до самой смерти, сочинения Амосова, книги о правильном и нетрадиционном питании, сочинение о пиявках, помогающих при огромном количестве болезней и, как это ни странно, при похмелье — достаточно выпустить из себя шестьсот граммов крови — и запой задавлен; ксерокс обстоятельного сочинения о психологических типах в гомеопатии — на этом пути я съел всего две-три сотни шариков, и не надо бы мне делать никаких выводов. Четыре группы крови — очень поучительное чтение с картами и историческими примерами. Почему-то я люблю не те продукты, что мне полезны, и не те, что должны мне вредить, а по отношению ко мне нейтральные. Су-джок терапия — одно время мои ладони были истыканы так, будто я тискал ежиху. Помогло? А кто его знает! Но как верить в метод, который не спас даже Ким Ир Сена? Да, еще моча. Знаю, что Герка Караваев пьет и очень доволен, но я не смог себя преодолеть. Уринотерапия у меня в запасе, но это не греет душу.

И вот кто я после всего этого?

Крупный, седеющий мужчина с первой группой крови положительного резуса, с двадцатью фунтами лишнего веса и без восьми нужных зубов. С немного увеличенной печенью, слегка опущенной правой почкой, мелкими конкрементами в желчном пузыре. Слабовыраженной эрозией в луковице двенадцатиперстной кишки. С чуть утолщенной межжелудочковой перегородкой в сердце и умеренно повышенным диастолическим давлением, застарелым, но почти не беспокоящим простатитом. Что еще? Зрение все еще единица. Одышка? Только в непосредственной близости к оргазму.

И я отошел от книжной полки. И даже ушел от нее в душ. Стоя под струей холодной воды (с сантехниками мне так и не удалось встретиться), я вдруг бурно понял: тело! Все собранные мною тома и томики имеют отношение к телу, в основном к телу. Даже то, что касается нервной системы, рассматривает нервы как особый род сильно вытянутого чувствительного мяса, по которому в крайнем случае можно даже прогнать заряд электрического тока, например при депрессии.

Я больно вытерся жестким, свежим полотенцем, как будто успел уже проникнуться неприязнью к своей телесной оболочке. Глупое бытовое манихейство. Тело не виновато в том, что конечно и страдает.