Панихида по создателю. Остановите печать!

Здесь уместно пояснить, что Кристин находилась под опекой Гатри как сирота-племянница и носила фамилию его матери. В замок ее привезли совсем ребенком, и была она, как объяснили всем, дочерью брата матери Гатри, вместе с молодой женой погибшего в ужасной железнодорожной катастрофе где-то за границей. Я отлично помню, что поначалу никто не усомнился в достоверности всего этого, пока однажды не наступила столь же холодная и снежная зима, как та, когда я пишу эти строки, и кто-то пустил слушок, подвергнув сомнению официальную версию истории Кристин Мэтерс и намекая на другие отношения между ними, нежели между дядей-опекуном и племянницей. Разумные люди понимали, конечно, что только та атмосфера таинственности, которой окружил себя лорд, и его собственная дурная репутация служили питательной почвой для такой сплетни. Но когда Гатри отказался послать девочку в обычную школу, снова заговорили, что он стыдится ее, поскольку она – его собственная внебрачная дочка. Именно это Роб Юл и назвал старой ложью, а теперь этот коротышка Карфрае, казалось, собирался распустить новую.

– Ладно, сказал он, – тогда как вы объясните, что он выгнал Роба Гэмли, если не из ревности к его молодой жене? Если Гатри не грязный и подлый старик?

Жена Робертса ополаскивала кружки.

– Вы хотите сказать, что Кристин и не племянница ему вовсе?

Карфрае призадумался над ответом, снова покосившись в нашу сторону.

– Да, я слышал, как люди судачили об этом. – И отхлебнул напитка, каким поят школьников по субботам после молитвы.

Миссис Робертс в шоке цокнула языком и налила себе чая. Она всегда держала под рукой большой чайник и готова была предложить бесплатную чашку любому посетителю, отчего Робертс просто выходил из себя. Тут вмешался в разговор наш Великий Мыслитель.

– Воистину мы с вами живем во времена распущенности, – сказал он. – Жаль, например, что перестали печатать подробные отчеты из лондонских судов о бракоразводных процессах. Ничто не укрепляло в людях нравственности сильнее, чем чтение поразительных историй о разврате, которым охвачена Англия. А если говорить о Гатри, то омерзительно и недопустимо даже думать, будто он мог взрастить юную деву под видом воспитанницы, чтобы сделать потом своей любовницей.

Но Карфрае и после этого продолжил свои гнусные намеки, и когда начальник станции окончательно убедился в смысле его речей, он, хотя и очень начитанный по части разврата в Англии, все же не утратил еще до конца здравого смысла, чтобы откровенно возмутиться. Он окинул Карфрае строгим взглядом и спросил:

– То есть вы не считаете подобные предположения взаимоисключающими?

Сомневаюсь, чтобы этот мозгляк-зеленщик понял смысл вопроса, но зато Роба Юла он не понять не мог. Потому что Роб подошел к его столику, взял стакан с имбирным пивом из его руки и вылил содержимое прямо в стоявший рядом горшок с геранью миссис Робертс.

– Знаешь, Карфрае, – сказал он, – не переводи зря питье и не строй из себя трезвенника, потому что ты уже насквозь отравлен ядом, который хуже любого алкоголя.

Нельзя сказать, чтобы ситуация возникла хоть сколько-нибудь опасная, потому что зеленщик был не из тех, кто полез бы в драку с Робом Юлом; ему бы на это никогда не хватило духа. Но все же все напряглись. Лицо Карфрае приобрело тот желтовато-зеленый оттенок, каким обычно отличалась залежалая капуста в его собственной лавке, начальник станции говорил что-то о привлечении к ответственности за клевету, а миссис Робертс взяла ложку и стала яростно перемешивать заварку в чайнике, как поступала всегда, если ее что-то особенно волновало. И тут неожиданно раздался голос Уилла Сондерса, который, как и я, до того момента ни во что не вмешивался.

– Эй, вы только поглядите! – воскликнул Уилл. – Посмотрите на герань!

Никогда не поверю, что растение могло так сильно пострадать от «полезного для здоровья» пойла, но удивленный тон Уилла и его перст, указующий на прежде не замечаемый нами зачахший цветок, на мгновение создали именно такое впечатление. Впрочем, я тут же рассмеялся над этим как над доброй шуткой, будучи все-таки человеком здравомыслящим и старейшиной нашей церкви. Роб тоже от души расхохотался, вот только мы слишком поздно заметили, что миссис Робертс теперь действительно оскорблена в лучших чувствах. Она с удвоенной энергией перемешивала заварку и издавала звуки, как индюшка, переевшая винограда. В конце концов «полезный для здоровья» служил для нее символом в затяжной борьбе с Робертсом и всеми силами зла в торговле алкоголем, в которую она оказалась против воли вовлечена после замужества. И, уверен, только для того, чтобы отвлечь ее от мрачных мыслей, Уилл вдруг попросил:

– Миссис Робертс, не могли бы вы принести ваш большой атлас мира? Страсть как хочется взглянуть, где он расположен – этот самый Ньюфаундленд.