К вечеру двое полицейских накопали довольно солидную информацию и (как им казалось) немного больше узнали о жизни Лайонела Лоусона. Там было два брата Лоусонов. Лайонел Питер и Филипп Эдвард, последний на восемнадцать месяцев моложе. Оба выиграли стипендии в государственную школу, находившуюся в десяти милях от дома, и оба получили право на недельный пансион, проводя субботы и воскресенья в течение семестра со своими родителями, у которых был небольшой местный бизнес, специализирующийся на реставрации старых зданий. Академически (казалось) оба мальчика были более чем компетентны, но Филипп потенциально был более способным – если бы не его лень и отсутствие амбиций. После окончания школы каждый из них провел восемнадцать месяцев на военной службе; и это во время своего пребывания в армии, Лайонел, всегда более серьезно настроенный из двоих, встретил особенно сладкоголосого падре, который убедил Лоусона, что его призванием было пасторство. После демобилизации он учился самостоятельно и тяжело в течение года, прежде чем получил приглашение в Кембридж – изучать богословие. В течение этого периода Филипп работал у отца несколько лет, но (казалось) без особого рвения; и, наконец, он придрейфовал к дому, под крыло к своим родителям, без твердой цели в жизни, без работы, и без особых перспектив куда-то устроиться. Пять лет назад мистер Лоусон-старший и его жена погибли в авиакатастрофе в Загребе, возвращаясь из отпуска на юге Югославии, и семейный бизнес был продан, причем каждый из двоих сыновей унаследовал по 50 000 фунтов свободных от налогов.
На протяжении большей части дня Морс и Льюис работали по отдельности, каждый отслеживал свою линию запроса; и только на последней стадии, при встрече с экс-директором школы мальчиков Лоусонов, они вновь собрались вместе.
Речь доктора Мейера, старого учителя, была намеренно замедленной, словно он опасался неточностей.
– Он был умный мальчик, молодой Филипп. Может, ему не хватало капельки самоотверженности и упорства – кто знает?
– Вы даже не представляете, где он сейчас?
Старик покачал головой. Но не Лайонел, нет.
– Лайонел любил работать. Его страстным желанием всегда было поступить на место со стипендией в Оксфорде, но…
Он прервался неожиданно, как будто память не могла пропустить его дальше, по этой аллее воспоминаний. Но Морс был явно намерен протолкнуть его мимо еще нескольких деревьев.
– Как долго Лайонел учился в старших классах?
– Три года, насколько я помню. Да все верно. Он получил школьный аттестат по окончании второго года обучения, как обычно. Сразу после этого он сдавал вступительные экзамены в Оксфорде перед началом учебного года, но я думаю, что у него было мало реальной надежды на поступление. Его ум был не совсем… у него не было альфа-потенциала. Они писали мне о нем, конечно. Они сказали, что не в состоянии предложить ему бесплатное место, но трудолюбие мальчика не осталось не замеченным. Они посоветовали ему поучиться еще один год в школе, а затем повторить попытку.
– Он был очень разочарован?
Старик проницательно посмотрел на Морса и закурил свою трубку, прежде чем ответить.
– О чем вы подумали, инспектор?
Морс пожал плечами.
– Вы сказали, что он был честолюбив, вот и все.
– Да, – медленно ответил старик.
– Таким образом, он остался еще на один год?
– Да.
Льюис немного повозился в неудобном кресле. При таких темпах они не вернутся в Оксфорд и до полуночи. Это выглядело, будто Морс и Мейер сидели за столом для игры в снукер, причем каждый из них делал ход с осторожностью. Ваша очередь, Морс.
– Он снова вернулся в школу?
Мейер кивнул и сказал:
– Он не занимался столь упорно, как в предыдущем году, если я правильно помню. Но это меня не удивило.
– Вы имеете в виду, что он больше не беспокоился о подготовке к своему поступлению в Оксфорд?
– В этом была, вероятно, причина.
– Но он не поступил в Оксфорд?
– Э… нет.
Что-то, казалось, вызывало недоумение Морса, Льюис видел это. Может, он ожидал еще чего-то? Но не дождался. Морс встал, натягивая пальто.
– Больше ничего не можете рассказать мне о нем?
Мейер покачал головой, собираясь проводить посетителей. Он был невысокого роста, и в настоящее время ему было более восьмидесяти, но все еще ощущалась властность в его поведении, и Льюис хорошо понимал то, о чем услышал ранее, днем, – что Майер руководил своей школой железной рукой, и что ученики и сотрудники трепетали перед ним.
– Ничего вообще? – повторил Морс, когда они уже стояли у двери.
– Нет, ничего более я не могу вам сказать.
Был ли сделан чуть больший акцент на «не могу», чем нужно? Льюис не был уверен. Момент был упущен, в любом случае.
Когда они возвращались обратно, Морс казался увлеченным какими-то мыслями; и когда он, наконец, заговорил, Льюис мог только удивляться, что это были за мысли.
– В какой точно день Лайонел Лоусон покинул свою школу?
Льюис посмотрел в свою записную книжку.
– Ноябрь, восьмого.
– Мм. – Морс медленно кивнул. – Скажите, вы не заметили где-нибудь телефонную кабину?
Когда через десять минут Морc вернулся в машину, Льюис понял, что он очень доволен собой.