Панихида по усопшим

Льюис свернул налево от А34 через Чиппинг-Нортон. После Ившема перед ними открылась огромная панорама длинных, крутых холмов, с домами из камня, мягко освещенными закатным теплым желтым солнцем. В Ившеме Морс настоял, чтобы они проехали дорогой на Першор, по пути в каждом городе он с энтузиазмом восхищался красными кирпичными домами с окрашенными в белый цвет оконными рамами; а в Вустере он направил Льюиса вдоль Бромярд-роуд.

– Я всегда считал, – сказал Морс, когда они свернули на север от Леоминстера дальше к A49, – что это одна из самых красивых дорог в Англии.

Льюис сидел молча. До этого было достаточно долго наоборот, но теперь он забеспокоился, что они не доберутся до Шрусбери и к семи. Тем не менее, Льюис понял, что Морс был, пожалуй, прав, потому что, когда они покинули Лонг-Минд, солнце по–прежнему плавало над валлийскими холмами далеко на западном горизонте, пронизывая раннее вечернее небо огненным свечением и покрывая белые облака самой мягкой тенью фиолетового.

Было 6.30, когда, наконец, два оксфордских детектива вошли в кабинет суперинтенданта в управлении полиции «Салоп»; и была половина восьмого, когда они вышли.

Морс говорил мало, и Льюис еще меньше, и оба чувствовали, что результаты встречи не стоили и гроша ломаного. В данном случае не было никаких оснований подозревать кого-либо, и ни малейшего намека на вероятный мотив. Мертвая женщина пользовалась спокойной популярностью среди коллег-медсестер, чуть менее спокойной среди хирургов и санитаров, и было трудно поверить в то, что даже великая сестра милосердия Флоренс Найтингейл смогла бы найти слишком много недостатков в ее эффективном и опытном уходе за пациентами. Один из врачей говорил с ней накануне вечером, сидел в общей комнате медсестер, совместно разгадывая кроссворд; но, хотя он был, вероятно, последним человеком (кроме убийцы), который видел ее живой, не было никаких оснований подозревать, что он имел что-то общее с ее смертью. Но кто-то должен был иметь. Кто-то жестоко задушил ее собственным поясом и оставил умирать на полу возле кровати, откуда ей удалось подползти к двери комнаты, чтобы попытаться в отчаянии позвать на помощь. Но никто не услышал ее, и никто не пришел.

– Вы полагаете, нам стоит посмотреть на нее? – спросил с сомнением Морс, когда все они гурьбой вышли из кабинета суперинтенданта.

В полицейском морге, отделанном плиткой сливочного цвета, констебль вытащил выдвижной контейнер из нержавеющей стали, и откинул простыню с лица – белого, воскового оттенка, с налитыми кровью глазами, свидетельствовавшими о сковывающей агонии смерти. От основания шеи к правому уху протянулась отвратительная канавка, оставленная поясом.

– Возможно, был левшой, – пробормотал Льюис, – если он задушил ее спереди, то есть.

Сказав это, он повернулся к Морсу, и заметил, что великий человек стоит с закрытыми глазами. Через пять минут Морс стал неизмеримо счастливее, когда уселся в приемной, исследуя содержимое карманов убитой и ее сумочки.

– Мы в состоянии достаточно легко проверить почерк, – сказал Льюис, когда увидел, что Морс изучает письмо из Кидлингтона.

– Уже не нужно, верно? – сказал Морс, отложив его в сторону и, обращаясь к остальному содержимому сумки. В ней были две записные книжки, дамское платок, кожаный кошелек, три талона на обеды, и обычные женские туалетные принадлежности: духи, пилочка для ногтей, расческа, зеркальце, тени для век, помада и тушь.

– Она была полностью одета, когда вы нашли ее? – спросил Морс.

Суперинтендант слегка нахмурился и посмотрел озадаченно.

– Я думаю, что она была одета, но – э…

– Кажется, вы сказали, что она просто отошла ненадолго. Медсестры не красятся, конечно, когда поднимаются в палаты к пациентам?

– Вы думаете, она могла ожидать кого-то?

Морс пожал плечами.

– Возможно, почему нет?

Мм… Супер задумчиво кивнул, спрашивая себя, почему он не подумал об этом сам; но Морс уже отмел косметику в сторону, будто интерес к ней просуществовал всего мгновение, и теперь остался в прошлом.

Кошелек содержал шесть фунтов бумажками и около пятидесяти пенсов мелочью, а так же расписание местного автобуса.

– Нет водительских прав, – прокомментировал Морс, а суперинтендант подтвердил, что, насколько они знали, у нее не было автомобиля в момент прихода на работу в больницу.

– Она была довольно сильно озабочена тем, чтобы скрыть свои следы, Супер. Возможно, – добавил он тихо, – возможно, она боялась, что кто-то найдет ее.

Но он снова, казалось, потерял интерес к мысли, которую только что озвучил, и обратил свое внимание на две записные книжки, одна за нынешний, и одна за предыдущий год.

– Боюсь, она точно не вела дневник подробно, в отличие от Самуэля Пипса, описавшего жизнь лондонцев, – сказал суперинтендант. – Странно короткие записи там-сям, но не так много, чтобы делать выводы, насколько я могу видеть.