Она поворачивается на мой голос, видит меня и протягивает телефон.
– Директор хочет вас видеть. Возьмите с собой вещи на всякий случай.
Но я не двигаюсь с места. Директор? Горячая кровь разливается по венам, и я не могу двинуться с места.
С какого перепугу ей понадобилось меня увидеть? Она что, знает?
Я начинаю дышать чаще. Встаю, ничего не беру с собой, потому что у меня ничего и не было, иду в сторону выхода. Проходя мимо ребят, не обращаю внимания на их любопытные взгляды. Они все стремятся увидеть воочию, что Райен написала у меня на шее.
Надо бы просто уйти, взять и выйти через главный вход прямо сейчас. Но когда я подхожу к учительской и открываю дверь, моя решимость довести дело до конца только усиливается. Я еще не получил все, за чем приехал.
Так что сбежать сейчас не выйдет, и придется послушать, что она хочет мне сказать.
Знает – значит, знает. А может, она знает другое. Например, что мое личное дело – фальшивка, ее помогли выправить знакомые двоюродного брата, чьи имена лучше не афишировать. И что Мейсен Лоран – имя, которое я выдумал сам, а живу я в ветхом заброшенном подвале и пробираюсь в школу вечерами, чтобы помыться. Ну что ж, если она узнала об этом, я разберусь.
В любом случае мне нельзя сейчас уезжать: рано.
Вхожу в приемную, киваю девушке за стойкой.
– Мейсен Лоран, – представляюсь я.
– Проходите. – Она указывает на дверь слева от меня, но я уже знаю, куда идти.
Я дважды стучу. Дверь не заперта, и я открываю ее.
– Здравствуйте, Мейсен, – приветствует меня директор. Она сидит за столом и дружелюбно улыбается.
Перед ней огромная гора папок. Она складывает их одну на другую, освобождая место на столе, встает и протягивает мне руку.
Я крепко сжимаю зубы и выпрямляю спину. Она тепло смотрит на меня, и у меня вдруг отпадает всякое желание здесь находиться.
Я с трудом заставляю себя ответить на рукопожатие и тут же отдергиваю руку.
И отвожу глаза в сторону.
С долю секунды она молчит. Уверен, она внимательно меня рассматривает.
– Присаживайтесь, пожалуйста, – наконец прерывает она молчание.
Я сажусь на стул напротив нее и продолжаю по возможности отводить глаза, поглядывая на нее лишь изредка.
– Не волнуйтесь, – подбадривающим тоном говорит она. – Вы здесь не потому, что у вас проблемы. Я люблю встречаться лично со всеми, кто переводится в мою школу, но момент вашего прихода я как-то пропустила.
Ладно. Наверное, это хорошая новость.
– И как вам Фэлконс Уэлл?
Разжав зубы, я коротко отвечаю:
– Неплохо.
– А ваши занятия? – продолжает она допрос. – Легко было адаптироваться в новом коллективе?
Она не сводит с меня глаз, а я ерзаю на стуле, кивая и продолжая пялиться на рамки с фотографиями у нее на столе. Я обратил на них внимание еще вчера вечером. Семейные фото.
– Хорошо, – продолжает она, начиная чувствовать себя неуютно. – От учебного года осталось совсем немного, но, судя по вашим оценкам и количеству предметов, с окончанием школы проблем быть не должно. – Не сомневаюсь, она сейчас просматривает выписки и табели из моего поддельного личного дела. – Вы уже присматриваете колледж?
Я отрицательно качаю головой.
– У нас в школе есть прекрасный центр профессиональной ориентации. Психолог поможет вам принять решение насчет того, чем вы хотите заниматься после школы, и вы еще успеете подать документы.
Я киваю. Мы оба молча сидим на своих местах, и молчание становится неловким. Конечно, она хочет показаться внимательной, но, видимо, никак не может понять, стоит ли тратить на меня силы и время, когда я точно не задержусь в ее школе дольше, чем на несчастные шесть недель. Вообще-то, и того меньше, но она об этом не знает.
Она делает глубокий вдох и мягко продолжает.
– Трей Берроуз – мой приемный сын, – подмечает она. – Иногда он сущее наказание, но… это мое наказание. Если у вас возникнут с ним проблемы, дайте мне знать, хорошо?
Она улыбается, а я встаю с места, не дожидаясь разрешения уйти. Выхожу из кабинета. Желудок расправляется, и я делаю несколько быстрых, неглубоких вдохов, потому что адреналин, уровень которого в крови зашкаливает, начинает распространяться по рукам и ногам. Оказавшись за дверьми учительской, я стою в пустом коридоре и улыбаюсь сам себе.
Она меня не раскрыла. Я не только могу уйти, когда вздумается, теперь я могу еще и остаться, насколько пожелаю.
Никто ничего не знает.
Глава Восьмая
Миша
– Ты только размазываешь чернила, – раздается довольный голос у меня за спиной.