Панк-рок. Предыстория. Прогулки по дикой стороне: от Боба Дилана до Капитана Бифхарта

Помимо рок-н-ролла, все больший интерес у Лу, как и у его сверстников, вызывал секс. Однако в то время как друзья-старшеклассники заводили постоянных подруг и ходили на романтические свидания, Рид периодически исчезал, чтобы затем появиться в компании весьма сомнительных девушек. По мнению Ричарда Сигала, «все они были шлюхами. Я не знаю, где он их находил»^[14]. Однако вскоре Рид еще сильнее шокировал своих друзей – он начал показывать им свои опусы, в которых повествовал о своих отношениях с мужчинами. Для Хаймана и Сигала эти рассказы выглядели странно: Лу Рид, которого они знали, всегда интересовался только девушками. «Я воспринимал это как попытки Лу эпатировать и провоцировать», – вспоминал Хайман. Однако сам Рид отвечал им, что «это жизнь. Это то, о чем люди думают»^[15]. Казалось, его привлекает экзотика и романтика всего, что считалось чуждым, скрытым и порочным. Вскоре он начал наведываться в гей-бар Hay Loft^[51] неподалеку от Фрипорта, давать там концерты и приводить туда своих друзей.

К тому моменту, как Лу окончил школу и поступил в Нью-Йоркский университет, его поведение стало казаться друзьям и родителям еще более странным. Он постоянно исчезал, страдал от перепадов настроения, грубил, жаловался на галлюцинации и, кроме того, явно демонстрировал «женственное» поведение, словно стараясь шокировать окружающих намеками на гомосексуальность. Лу, очевидно, находился в кризисе и в какой-то момент даже пережил что-то вроде нервного срыва. Сердце заботливых родителей дрогнуло, и по совету психиатра они решили подвергнуть своего 17-летнего сына электрошоковой терапии – той самой, которая лучше всего описана в книге Кена Кизи «Полет над гнездом кукушки». Лу, сопровождаемый родителями, прошел серию амбулаторных сеансов в Кридмурской психиатрической больнице. После каждого такого сеанса сестра Лу наблюдала, как родители помогали ему войти в дом, «неспособному ходить, находящемуся в беспамятном состоянии»^[16]. После окончания курса электрошоковой терапии молодой человек продолжал курс лечения в психиатрическом центре, и в конечном счете ему стало лучше. Однако произошла серьезная перемена. Если раньше его бунтарство имело комическую черту, то теперь веселье кончилось. По воспоминаниям Хаймана, у Лу «появилась поганая черта, которой раньше не было: кругом все хреново; этот – идиот, а тот – говно. Очень цинично»^[17].

Один процент университетских психопатов

Осенью 1960 года Лу закончил лечение и почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы продолжить учебу. Он покинул Лонг-Айленд и отправился в город Сиракьюс, находящийся в 400 километрах от Нью-Йорка, чтобы поступить в местный университет, где уже учился его друг Аллан Хайман. В университете он быстро создал себе образ страдающего поэта (история электрошоковой терапии была ему в помощь), однако всем окружающим по-прежнему приходилось мириться с трудным характером Лу и его беспощадным чувством юмора. Он читал писателей-битников – Аллена Гинзберга и Джека Керуака. Однако главным героем Лу был автор «Джанки» и «Голого завтрака» Уильям Берроуз – его взрывные и шокирующие наркоманские бытописания производили на Рида сильнейшее впечатление. Хаотический литературный стиль битников во многом был отражением современных им джазовых импровизаций, и еще одним увлечением Лу стал фри-джаз. Он даже смог уговорить редактора университетской радиостанции выделить ему эфирное время на собственную джазовую программу, где с удовольствием начал ставить своих любимых Сесила Тейлора, Орнетта Коулмана и Арчи Шеппа. Однако многие студенты и в особенности преподаватели не смогли осилить столь продвинутую музыку, и после многочисленных жалоб слушателей на «невыносимую какофонию» программа была закрыта.

Увлечение битниками и джазом не охладило желание Рида играть в рок-н-ролльной группе. Вместе со старым другом Хайманом, а также басистом и клавишником Ричардом Мишкиным он собрал ансамбль под названием LA and the Eldorados.Через какое-то время группа добилась определенного успеха, выступая на вечеринках, в барах, клубах и легко зарабатывая 125 долларов за вечер. Помимо кавер-версий Чака Берри команда играла собственные песни Лу, включая номер под названием "Fuck Around Blues". Ричард Мишкин вспоминал: «В 1961, 1962 годах так себя не вели. Мы теряли ангажементы. Люди возмущались и швыряли в нас пивом. Но мы просто меняли название группы и снова играли в том же месте»^[18]. Дело было не только в композиции в "Fuck Around Blues", но и в невыносимом характере Льюиса. «Уникальность и упертость Лу делали его непохожим ни на кого. С ним было ужасно работать. Он всегда опаздывал… Трудно найти кого-то более своенравного и задиристого. Нас отказывались приглашать снова, потому что он был так груб, злобен и совершенно не ценил тот факт, что эти люди платили нам за то, что мы играли для них музыку»^[19].