Панна Эльжбета и гранит науки (СИ)

— Ну, мы пойдем тогда, что ли… — пpобормотал принц, и вся честная компания от стола нашего отошла.

Гоготать в голос принцевы друзьям начали, уже когда из столовой вышли.

— Вот вечно у тебя, Юлек, все не как у людей, — сквозь смех Свирскому пенял молодой князь Потоцкий. — Ты на ком женить меня хотел? Али обиду какую держишь?!

Юлиуш отмахивался, да отфыркивался. А лицом — ажно сияет, будто радостную весть ему принесли.

— Да кто ж знал, что заместо купчихи добропорядочной этакая галка залетит?! — взялся Юлек оправдываться, да только так, будто и вины за собой не чуял. — Я ж как думал — девка как девка, а тут всамделишная ведьма! И глазища-то, видать, от колдовства выцвели — сглазит и не поморщится.

Тут принц призадумался.

— Лихновская… Где-то слышал я фамилию эту. А где — ума не приложу!

ГЛАВА 4

— И чего это с ними такое случилось? — спросила я соседушку, в cпину принцеву глядя. Недоумению моему предела не было.

Пожала Радомила плечами и усмехнулась кривовато, со смыслом.

— А кто их разберет? Может, не проспались после попойки. Батюшка говорит — принц тот ещё гуляка. И товарищи ему под стать.

Ну, может, так оно и есть… И все равно вели себя панове шляхетные престранно. Или перед обедом тоже на грудь приняли — с того и развеселились на ровном месте?

— А чем тебе тот рыжий не жених? — спрашиваю я между делом.

Навроде как пан родовитый на зависть, других-то в друзья к наследнику не пустят. Мужчина как мужчина — две руки, две ноги, голова. Уродом не назвать. Α шляхта завсегда женится по сговору.

— Свирский? — прыснула княжна и глаза закатила. — Вот уж нет! Дурной, бессовестный и при принце постоянно. Нужен он мне такой как телеге пятое колесо. Пусть другую невестушку ищет. Не по сверчку шесток.

Оглядела я «шесток», и подумалось, что сверчкам тут может и вовсе не светить. Но уж не мне пенять на переборчивость княжны Воронецкой. Чай и сама не рвусь за первого встречного. Пусть даже и князь. Видала уже тех князей — на всю жизнь хватит с избытком.

— И чем плох? — любопытствую. — Вроде не кривой, не косой…

Покивала Радомила и вздохнула, да устало так, будто не первый раз ей про жениха незадачливого рассказывать приходится. В пору и смутиться было из-за любопытства своего, но деликатничать я не стала, не в моем то характере.

Да с княжной мы и не о таком ночью разговоры вели. В конце концов, Лихновские да Воронецкие — всяко есть, что вспомнить.

— И даже не беден как Потоцкий. Тот-то гол как сокол, батюшка еще поиздержался так, что едва по миру не пошли. А матушка как овдовела — легче не стало, хозяйством управляет из рук воң плохо. Да и молодой князь состоянием семейное не преумножил.

Зародилось у меня пoдозрением, с чего это принц меня расспрашивал. Чай бедность находит окорот на любой гонор.

— Свирский, конечно, не урод. И даже не беден. Словом, для кого-то Юлиуш Свирский — муж самолучший. Вот только скользкий да увертливый — чисто гадюка под рогатиной. А только не люблю я таких — больно хитрых. По доброй волен не пойду за негo.

Пoкачала я головой да запомнила. К хитрым у меня самой душа не лежала.

Опосля обеда мы в общежитие воротились, и тогда я с соучениками впервые и увиделась. Они только-только из комнат выбираться начали. Сонные, на солнцė щурятся — ну чисто нетопыри. На нас глядят, глазами мутными лупают. И тощие все как один словно палки.

Почти все.

– Α вы чьих будете? — один из молодцев спрашивает. Был он не в пример прочим телом обилен и румян что яблочко наливное. И такие, выходит, некромансеры бывают.

Вздохнула я с досадой и отвечаю:

— Учусь я с вами. Некромантка. А ее вон подселили. С нами будет жить.

В коридoр выбрался аккурат десятoк сонных парней и все они от слов моих обомлели.

— Дожили. Бабы на некромантии, — проворчал кто-то, да высовываться, чтобы в глаза мне слова свои пoвторить, не стал.

Толстяк рукой махнул этак безнадежно. Мол все, ловить тута больше нечего.

Вперед выступил парень тощий, белявый и лицом бледный что твой покойник, даже щеки — и те ввалились как у мертвеца. И глаза — как крючки рыболовные, коли раз зацепят, уже и не вырвешься. Словом, по нраву мне такой товарищ в учебе пришелся. Нашей породы.

— Как звать-величать, девицы? — к нам молодец обратился и улыбнулся этак кривовато.

Я чиниться не стала.

— Эльжбета Лихновская.

Соученики покивали и свои имена назвали. По лицам ясно стало, что и они ничего про Лихновских не ведают. Наверное, и к лучшему то, что слава рода моегo в столице уже быльем поросла.

— Княжна Радомила Воронецкая, — соседка моя говорит, подбоченившись. — Я с боевой магии.

Княжна вызвала на сонных физиях студиозусов интерес живой, однако, ненадолго, да и не настолько он был живым, чтобы соученики мои кинулись знакомиться наперебой со шляхтенкой. Напротив, держались так, будто нет и не может им быть дела до всяческих там княжон.

— А здесь девиц кроме нас нет, что ли? — спросила вполголоса Радомила, на расходящихся некромансеров глядя.

Я пожала плечами, подвоха не почуяв.

— Не знаю. Может, и нет больше. Уж некромантию изучать панночки точно не рвутся.

Похмыкала княжна недовольно.