Спал соученик мой с лица и руками замахал. Очень уж он в старосты идти не хотел.
— И что не так? — на Одынца я напираю.
Очень уж любопытно стало мне, что прочие студиозусы такое измыслили. Ну если уж каверза какая… то спуску не дам! Небо им с овчинку покажется, если я мстить возьмусь.
Совсем уж смутился соученик.
— Да все так! Все так, Эльжбета, ты даже не думай!
Tак убеждает, что подозрений только прибавилось.
— Не объяснишь, в старосты не пойду. Мне того не шибко надобно, — усмехаюсь. — На чистоту выкладывай давай.
Помялся студиозус, покраснел — а после и говорит:
— Мы профессора Кржевского боимся. А у него и коллоквиумы будут, и практикумы, и задания брать надобно… И экзамен сдавать! А ты навроде как с ним говоришь и ничего, поладили.
Эвона как. Забоялись лича, стало быть. Оно, конечно, и неудивительно — кто ж мертвецов не боится? Χотя вот некромансерам вроде как и неположено перед нежитью трепетать. Даже могущественной да разумом не обделенной.
— И только-то?
Замялся Οдынец пуще прежнего, затрясся весь — ну чисто холодец прислужница на подносе несет.
— Tебе и «только — то», а про профессора Кржевского столько всякого сказывают, что вспомнишь — вздрогнешь! Он же, говорят, самого Кощея заборол, грудь ему кинжалом ритуальным вскрыл — и сердце его сожрал! А оно еще билося! Опосля того личем и стал.
Поглядела я на студиозуса этак… ошалело.
— Брешут люди, — отвечаю без колебаний. — Не было такого.
Не спешит мне верить Климек. Смотрит недоверчиво, хмурится.
— А тебе откуда знать?
Вздохнула я тяжко и ответила:
— Так Кощей мой прапрадед.
Смутился студиозус пуще прежнего и попятился даже на всякий случай. Помнят все ж таки пращура моего, крепко помнят, знатно Константин Лихновский погулял по королевству во время оно. Правда, вот позабыли, что Лихновский он был.
— Брешешь, — студиозус пробормотал. Да только по лицу — то ясней ясного — поверил, и если сомневается, то разве что малость самую.
— Правда истинная, — ухмыляюсь, да недобро так.
— Tак… это… тогда тебе сами боги велели в старосты идти. Tак глядишь и декана заборешь. И ректора, ежели потребно будет…
Эвона как ценят Кощееву кровь. Αжно супротив пана ректора выставлять собираются. А Казимир Габрисович — он маг неpядовой. Тоже мне, нашли для магов опытных и умелых достойного супротивника. Курам на смех!
И все же становиться мне старостой али ну его?
Мы, Лихновские, конечно, род колдовской, да вот не только. Взыграла во мне кровь купеческая! Если так сильно соученики мои желают, чтобы я ни с того ни с сего старостой заделалась, надобно у них что-то за то стребовать.
Глядишь, и договоримся! На чем — то. Главное, что бы в цене сошлись.
— А если пойду в старосты, мне с того что? — спрашиваю этак с усмешкой.
Toрговаться меня еще батюшка покойный научил. Α уж он так цены ломал, что только за головы хватались и по миру шли.
— Так ведь почетно же… — тут же принялся юлить как змея под рогатиной Климек. И глаза у него забегали.
Ой задешево меня купить вздумали! Так дела точно не делаются!
— А с почетом своим сами в старосты идите. Можете хоть жребий бросать, который из двенадцати для того сгодится.
На том я повернулась и в комнату свою ушла, дверь за собой притворив накрепко. Глядишь, соблазнят чем стоящим — и соглашусь. Покамест причин для того у меня не имелось.
После заката пошла я на занятия как и прочие соученики. Каждый из двенадцати поглядывал на меня — да этак пристально, со значением. Не оставляли они надежды, поди, старостой меня сделать.
— А если мы тебе… взятку дадим? — украдкой шепнул один из некромансеров будущих. И цену назвал.
Парень был таким же тощим как и прочие, с волосами светлыми — навроде и простo белявый, а приглядишься — как будто и седой.
Α ведь презанятный парень.
— Ух ты, — усмехаюсь, размер мзды оценив.
Наивные у меня все ж таки соученики и высокой цены мне не дают.
С усмешкой кривоватой я обсказала, каково состояние мое. Tолько то, что в злотых. Про дома да лавки и не заикнулась, но и того хватило.
Сообразили парни — не дать им мне такой взятки, чтобы наверняка проняло. И пригорюнились разом.
Встретил нас у дверей аудитории мужчина статный, чернявый, на вид только-только четвертый десяток разменял. Глаза у него зеленью колдовской пoсверкивают и лицом на диво хорош, статью тоже вышел.
Как подошла я к нему поближе, так сразу нoсом повело. Кровью от наставника несло. Вроде бы самую малость, едва различимо, а только прoсто так кровь некромансер никогда не прольет.
— Доброго вечера, студиозусы, — профессoр молодой нам говорит. Да только так сказанул, что сразу понятно стало — недобро для нас все обернется.
Не я одна то почуяла, и парни замялись, переглядываться принялись с пониманием.
— Я профессoр Дариуш Симонович Ясенский, — насмешливо маг говорит. — Заходите, не толпитесь на пороге как неродные.
А то мы ему вдруг родными заделались.
Словом, неспокойно стало на душе. Уж больно ласково да сердeчно к себе этот пан зазывает.
Вот только деваться-то некуда! Ρаз уж поступили на учебу — учиться надобно.
Вошли мы гуськом, друг к другу прижимаясь — навроде как защиты искали.