Панна Эльжбета и гранит науки (СИ)

— И, замежду прочим, под нашей Академией как раз перекрестье таких потоков, — между делом наставник говорит. — Оттого князья Свирские от земли этой и отказались от греха подальше, хотя и был тут вроде как их родовой надел. Да и капище ихнее тут где-то. Но только куда светлым магам — и с мертвой энергией совладать? Никак. Вот и отдали государю во время оно. А тот, голову поломал — и магам отжалел. Ну, те управу и нашли.

Соученики переглядываться начали, перешептываться. И понятное дело, тут если не все, то многие из старых колдовских родов были. Все-таки люди непpостые. У каждого, поди, ум за разум зашел, что кому-то пришлось капище родовое оставить.

А как закончилось занятие, подозвал меня магистр и спрашивает:

— Так что же, панна Эльжбета, ответ дать готова?

Хотелось мне зажмуриться, а только неможно трусихой себя показывать. Особливо перед профессором немертвым.

Прямо в глаза личу глянула.

— Не пойду я в ученики, Здимир Амброзиевич. Ты уж не серчай.

Что там себе удумал профессор Кржевский, ещё поди пойми. Не переменилось лицо мертвое.

Только и спросил он меня:

— А чего так?

Пожимаю плечами и ответствую:

— Тетка не велит.

Хмыкнул лич.

— Ну раз тетка не велит…

И отпустил.

Выскочила я в коридор, ног под собой не чуя. А прямо за дверьми меня уже Соболевский поджидает. Стоит, этак, подбоченясь, нос до неба задрал. Ох и гонористый… Шляхтич, поди. Навроде и равны мы все в Академии, а только шляхта — она шляхта и есть, норов у нее завсегда особенный.

Насколько бы по сердцу мне ни была княжна Воронецкая, а и в ней проглядывали повадки шляхетные во всей красе. Разве что меня она с первого мига за равную себе приняла, вот тиранить и не стала.

— Чего тебе? — спрашиваю недобро и взглядом прожигаю.

Не любы мне были однокурсники — ровно с тех пор, как задумали в старосты меня загнать заради собственной выгоды.

— Да вот любопытственно стало, чего это ты с личом все беседы досужие ведешь.

Сказал — как яда налил. И ведь намекает Соболевский на что-то… Вот же змеиное семя!

— Нечего тебе думать про чужие разговоры, — отзываюсь я с насмешкой. И тоже ядовитой. Не люблю в долгу оставаться. — Еще, глядишь, голова разболится.

Обошла я соученика и на следующее занятие отправилась. Как раз у декана Невядомского.

Вспомнила я, что в первый раз было… и взгрустнулось тут же.

Столпились в аудитории все соученики аккурат ко времени, даже Соболевский подоспел. Стоят, мнутся, садиться не решаются. Вот я тоже на ногах осталась.

Пришел пан декан без опоздания малейшего, секунда в секунду. Глянули мы на него — и обомлели все.

Магистр Невядомский явился в одеже кожаной, сапогах высоких, на поясе меч висит, на шее — связка амулетов посверкивает. К подготовке отнесся Тадеуш Патрикович со всем возможным тщанием. И сразу я заподозрила недоброе — как бы сызнова на погост тот злосчастный не потащил. Будто прошлого раза не хватило!

В руках у декана сумка тяжелая. Бросил он ее на стол ближайший и велел:

— Разбирайте. Каждому по браслету и по два медальона — один с камнем зеленым, второй — с кошачьей мордой. И шибче!

Нас дважды просить не надо — тут же расхватали, друг другу локтями по ребрам надавав. И мне досталось — никакого пиетета к полу моему соученики не имели. Навроде так и лучше.

Когда думалось, что уже все сделано, вошел в аудиторию мужичок пегий, а в руках у него — ящик. Идет мужичок — пошатывается, тяжела его ноша, мечи тащит. И, кажись, опять же нам.

Грохнул тот ящик оземь.

— Оружие себе по руке берите. Плохонькие мечи, да лезвия все ж таки посеребренные.

Неспокойней прежнего на душе моей стало, муторно. Если столько скарба казенного нам в пользование дали, то не стоит ждать прогулки заради развлечения.

И мечи еще эти… В комнате мой собственный остался — вот он был по руке. А это что? Так, мусор один…

Взяла я один клинок, второй, третий… На четвертом смирилась, привередничать не стала, выбрала тот, что полегче. Γлядят на меня парни искоса, перемигиваются, пересмеиваются. Мол, куда только девка дурная руки к оружию тянет? Поди не знает, с какой стороны за меч браться.

Хорошо еще декан слoва не сказал, да и глядеть на мėня лишнего разу не стал.

— А куда мы собираемся, пан декан? — спрашивает Одынец с великим подозрением. И голос у него подрагивает.

Вот навроде и дар слабый, зато соображает быстро. И жить точно хочет.

— А на погост, ребятушки, снова сходим. Оглядимся. Проверим. Не как в тот раз выйдет, нонче мы с вами ко всему гoтовые.

Говорил магистр Невядомский как будто со всей уверенностью, а только у меня душа была не на месте. Да только ежели сказал Тадеуш Патрикович, что на погост идем — стало быть, идем. Декану перечить — дело дурное.

ΓЛАВΑ 9

На погост вошли студиоузы с великой опаской, жались друг к другу как котята перепуганные. Даже Лихновская, что прежде держалась наособицу да нос кривила, теперь присмирела порядком и от соучеников не отходила.

«Ну, хотя бы страх сразу спознали», — утешал себя втихомолку Тадеуш Патрикович, на подопечных искоса поглядывая.