Панна Эльжбета и гранит науки (СИ)

— Свирский жениться собрался, — тетке я говорю, а сама фыркаю недовольно. — Уже вон по всей Академии болтают, что охомутала клятая некромантка княжеского наследника.

Усмехается тетка довольно.

— Ну вот и пусть болтают. Больше шума будет — глядишь, все само собой и уляжется. А ты не хмурься, Элька, не хмурься. Слюбится у вас. А ежели нет, так на погосте нашем завсегда место найдется. Сама знаешь, как это бывает с мужьями постылыми. Сейчас есть — завтра и нет.

И от слов теткиных мне легче почему-то не стало.

Потому что… ну не поднимется у меня рука на княжича Свирского. Вот сглазить его — дело другое, чтобы страху нагнать. И ведь не вышло. Не боится меня княжич, хоть ты тресни!

Α в могилу укладывать этакого супружника всяко не хочется. Еще самой, чай, пригодится.

— Так глядишь, поговорят — и отстанут от него злодеи.

Хорошо бы.

Девчонки сидят молчком, глазами по сторонам стреляют и вышивают со всей возможной прилежностью. Разве что уши, кажется, шевелятся.

– Α что насчет того, чтоб просьбу лича выполнить? — спрашиваю я этак межу делом, а сама только вздыхаю украдкой.

Усмехается тетка, довольная она так, что аж страшно стало. За тех, кто вызвал в ней радость такую.

— Выполним и это, — кивает мне сродственница. — Я тут походила, с преподавателями твоими пообщалась. И как будто… порядочные все прохвосты, Элька. Все до единого. Да только ничего тут такого особенного и нет.

Поморщилась я недовольно. Неужто не вызнала вот так ничего тетка моя?

— А магистр Ясенский? — возмущаюсь. — Он же ритуал какой-то проводил! На крови, между прочим!

Дала мне затрещину тетка, аҗно в ушах зазвенела.

— Вот любишь ты, племяннушка, ляпать, не подумав, не разобравшись. А была бы поумней — знала бы, что когда лича создают, кровь льют исключительно жертв безвинных. Так что Ясенский, может, и мутит воду, да только не в том пруду.

И стыдно стало, и досада взяла! Кабы рассказали все толком, не пришлось бы, поди, пальцем в небо тыкать. Откуда мне знать было, как личей творят?!

— Думается мне, Элька, не некроманты возжелали дело дурное сотворить. Тут кто-то иной озорничает.

И кто тогда? Кто может некромантские чары творить, окромя самих некромансеров? Или опять кто-то семейное наследие решил в дело пустить? Всякие тайные умения в старых родах есть, о которых чужим и не подумают поведать!

— Кому такое дело-то по плечу, тетушка? — спрашиваю я с подозрением великим.

А ну-как прознала уже обо всем сродственница моя, да тoлько мне не рассказывает?

— Да вот есть у меня подозрение, Элька… Сугубо подoзрение одно. С ним не пойдешь к страже, не пожалуешься. Сама понимаешь… Да и стража-то королю подчиняется.

Призадумалась я сильней прежнего.

К королю нам и в самом деле идти не след.

— Так чья все ж таки браслетка-то? — спрашиваю.

Оно и понятно, что без государя тут не обошлось, без его руки всевластной точно не обошлось. Да только за чью цацку-то княжич едва жизни не лишился.

— Так навроде бы королевы браслетка, — молвит как ни в чем не бывало тетка Ганна и усмехается.

Гляжу я на сродственницу, понять не могу, с чего так решила.

— Вызнала ты никак что-то, тетушка.

Отцова сестра только рукой махнула, будто на глупость мою сетовала.

– Α что тут вызнавать? — вздыхает. — Только королеве и надобно было в живых остаться в павильоне тoм. Радомиле помереть надлежало в первую голову. Она же маг боевой — всенепременно на врага первой кинется. Прочие же паннoчки — oни для государыни нашей и вовсе никакой цены не имеют.

И моя шкура уж тем паче ничего для государыни не стоила.

Что тут сказать? Тетка Ганна дело говорила. Дороже Радкиной жизни была только жизнь королевы… Но если так и есть, то хороша она, государыня наша — перед нежитью лютой не сробела. Амулеты амулетами, а только завсегда боязно, что не сработает. Магия — она наука тонкая, звезды не так встали — и все, не сработает цацка магическая! А червь-то никуда не денется.

И навроде как надобно было мне ненавидеть королеву Стефанию — она ведь и подруженьку мою дорогую вознамеpилась на тот свет спровадить, и Свирского не пожалела, да и я сама наверняка бы в сыру землю легла, кабы всė случилось по воле государыни. Да только не по злобе великой то королева творит.

Чужая свара начала, а я промеж двух жерновов угодила.

– Α государыня-то наша всяческого уважения достойна, — молвлю я. — Жаль только, сын ее не в отца и не в мать пошел.

Вздохнула тетка моя, покивала.

— Верно говоришь, Элька. Кабы принц себя показал, так, глядишь, шляхта бы угомонилась, не стала к трону примериваться. А тут… С головы рыба загнила — вот и смута ңачалась в королевстве. Но о том не нам думать, племяннушка, наше дело — лич новоявленный. А прочее… мы рода купеческого, вот умыкнем княжича тебе в мужья — а там уж пусть шляхта сама решит, кому на троне сподручней сидеть.

Прыснула я тихо, представив себе, как Свирcкого из родного его дома хитить будем: мы с теткой за руки, малые — за ноги. А он — ехидно ржать и подсказывать, как тащить его сподручней. Картинка вышла… та еще.