Панна Мэри

И чувствовала себя очень счастливой. Не привыкши к шуму, чтобы чего-нибудь бояться, она не боялась ничего. Ей вспомнились слова дяди Гаммершляга: «Et nous faisons le jeu!» — и она улыбалась. Она была уверена, что не проиграет. «Der liebe Gott ist schlafen gegangen, et nous faisons le jeu!» «Кому-кому, а мне уж можно смело смотреть в будущее».- думала она.

Перед отъездом Стжижецкого она всунула ему в руку свою фотографию, а потом втащила его в свою комнату, в которой никого не было, и он опять ласкал ее, целовал…

Это было так сладко, так упоительно… Лежа в кровати и глядя на звезды, Мэри, заложила руки за голову и распрямляла свое тело, — а губы ее дрожали, бросая в темное пространство быстрые, сильные, страстные поцелуи.

* * *

Мэри казалось, что это сон. Громадные каменные колоссы, похожие на египетских богов, сидели на исполинских каменных тронах, вроде отесанных гор. В пустыне, поблизости, виднелись пирамиды. Медленно вставала луна. Плыла торжественно и чуть заметно вверх и гасила звезды. Пока, наконец, не повисла высоко в воздухе, и в свете ее выплыл из мрака мистический, странный лик Сфинкса, — засеребрилась вода, спокойная и недвижная, дивно и таинственно блестящая, как голубое Пшиховское озеро. Было тихо и торжественно. Вода, рукав молчаливого озера, разлилась в широком ущелье меж скал и холмов, у подножья которых пальмы никли к воде и фантастически в ней отражались. Далеко в глубине маячили деревья с широкими коронами, и далеко убегали мягкими волнами холмы. Открывался широкий простор голубой и серебряной воды, и во всем этом было какое-то странное, непостижимое очарование, что-то столь прекрасное и волшебное, что Мэри чувствовала, будто ее перенесли в мир неземных грез. И перед ее глазами тянулись какие-то хороводы, как будто египетские: мужчины с остриженными клином бородами и женщины в плотно облегающих покрывалах, какие-то цари и жрецы, воины; громадные толпы народа, носилки, балдахины, веера из страусовых перьев, какие-то невиданные краски — торжественные, праздничные шествия, полные спокойствия и сосредоточенности. И ей казалось, что, опершись о скалу, она стоит над водой и лунный свет ярким и светлым потоком заливает ее. Она — рабыня, но царица, по своей красоте. В золотой открытой лектике несут царя: он прекрасен и молод, на челе у него диадема из алмазов и рубинов, одежда его окаймлена золотом и расшита сапфирами и смарагдами. Вокруг него толпа людей. Он увидел ее, подал знак рукою; черные полуголые невольники, несущие лектику, останавливаются. Царь протягивает к ней руку. И вдруг какая-то дивная мелодия, какой-то бесконечно певучий гимн точно начинает выплывать из груди каменных колоссов и из серебрящейся при лунном свете, безмерно разлившейся воды. И толпа начинает шептать какую-то мелодическую молитву. Случается нечто столь волшебное, столь одуряющее, столь прекрасное, что Мэри чувствует, как теряет сознание, как растворяется в чем-то… И протягивает руку царю среди этого гимна, среди этой песни толпы и природы, среди гимна точно оживших колоссов, что опираются спинами о храм, огромные руки сложили на коленях, недвижные и святые. Мэри делает шаг к царской лектике… Все утихает вдруг, умолкает.

На лик Сфинкса падает свет луны; его глаза видны теперь и светятся, как две золотые звезды. Смотрят прямо на нее. Ей страшно, хочется бежать… Но всюду падают на нее лучи этих глаз, подобных двум низко нависшим над землей искрящимся звездам. Она чувствует, что эти лучи прожигают ее платье, что они обнажают ее на глазах у толпы. Ей кажется, что они сжигают ее. Хочет крикнуть, но в груди нет голоса. И понемногу все начинает исчезать, точно спаленное этими странными, страшными глазами Сфинкса: хоровод, рабы, царь — все точно впитывается в туман, гаснет, расплывается. Она одна перед глазами Сфинкса, одна перед мертвыми каменными колоссами, над озером, убегающим в безмерную даль — лазурным и серебристым и столь молчаливым, точно в нем не вода, а лазурный хрусталь.

Молчание — бесконечное, неумолимое объяло мир своей мощью.

Мэри чувствует себя одинокой и покинутой. Она стоит под скалой, черной и холодной, прислонилась к ней, беспомощная, безвольная… Ей кажется, что все вокруг нее начинает волноваться и дрожать. И только злобные звезды Сфинкса смотрят на нее невозмутимо. И снова все спокойно вокруг — из-за уступа скалы вышел скелет — смерть — и медленно идет по узкой тропинке, что вьется под скалами вдоль воды, где растут пальмы, отраженные в воде, и далекие деревья с широкими, раскидистыми коронами.

Мэри каменеет от ужаса. Прижалась лбом к скале, но не может не смотреть. Смерть, точно загипнотизированная искрящимся светом глаз Сфинкса, идет и приближается. Бледное отражение плывет за ней по воде… И в этом есть что-то страшное. Мэри хочет бежать, но не может тронуться с места. Смерть стоит перед нею — боже! — протянула руку и положила ей на плечо свою костлявую ладонь.

Мэри чувствует, что умирает от ужаса и страха…