Паноптикум

МУЗЕЙ собирал все меньше и меньше средств. Прошедшее лето было худшим за всю его историю. В иные дни у нас было всего восемь-десять посетителей, а в другие вообще ни одного. Отец еще не придумал, как создать монстра, который взбудоражит весь Нью-Йорк, но работал над этим. Осень выдалась холодная и темная. Листья долго цеплялись за деревья, но в ноябре засыпали все улицы. Как-то вечером, когда Морин, закончив работу по дому, ушла, все в моей жизни кардинально изменилось. Наверное, в тот вечер я потеряла всякую веру. Я не могла больше считать себя невинной девушкой. Профессор сказал, что я должна искупаться – не в своей ванне на втором этаже, а в музейном аквариуме.

Нам пришлось закрыться на две недели раньше обычного, так как нечем было платить «живым чудесам». Они вернулись к своим обычным межсезонным занятиям. Кто-то отправился с цирком во Флориду, другие уехали к своим семьям в округ Куинс или Нью-Джерси, третьи остались на Кони-Айленде, готовясь как-нибудь пережить зиму. По окончании сезона окна музея закрывались ставнями, и мы проходили за бархатный занавес, отделявший музей от жилых помещений, только для того, чтобы покормить животных и птиц. У нас был в то время козленок с двумя головами, который рекламировался на афишах как Любимчик дьявола. Мы держали его на улице, привязывая к грушевому дереву, но когда стало слишком холодно и его копытца заледенели, мы перевели его на кухню, где привязывали к умывальнику, а на ночь отправляли в погреб. Однако он прожил так всего несколько недель, и наш возница похоронил его во дворе.