Паноптикум

Стоя на террасе, Эдди и Моррис почувствовали, как земля содрогнулась, когда начали рушиться сооружения Дримленда. По Сёрф-авеню разнесся гул – это был голос огня. Эдди прикрыл глаза, чтобы не видеть зарево в небе, и вдруг оказалось, что он бежит по дороге к лесу, а за спиной горит его деревня со всем, что в ней осталось, затем он уже был на Грин-стрит и смотрел, как с неба падают молодые девушки, охваченные пламенем, затем стоял перед исчезающей в огне хижиной отшельника, а горящие обрывки и обломки летали вокруг него, точно огненные мухи. Ему был знаком этот победный клич огня-разрушителя. Нельзя было терять ни секунды, потому что пламя распространялось с невообразимой скоростью и грозило поглотить само время.

Моррис торопливо отпер заднюю дверь дома. Им повезло – их встретила тишина, Сарди не было видно. Оставив Норда сторожить вход, они поспешили в подвал. На скрипучей лестнице они оказались в темноте, но Эдди нашел фонарь. Ему опять вспомнился момент, когда он стоял в саду и смотрел на Коралию, которая тоже смотрела на него. Он подумал, что, наверное, это река принесла его сюда и что он, может быть, снова стал таким, каким был, до того, как отказался от своего имени и своей судьбы.

Рабочих и артистов, проживавших на территории парка, эвакуировали на Нептун-авеню, что вряд ли было достаточно далеко. У лилипутов была собственная пожарная команда с пожарными машинами и шлангами миниатюрного размера. Отправив женщин и детей подальше от парка, мужчины в первую очередь принялись гасить огонь, подступавший к боксам с шестью недоношенными детьми. Медсестры завернули младенцев в мокрые одеяла и под прикрытием водяных струй из брандспойтов вынесли их с территории парка.

По всей округе разносился вой более восьмидесяти животных, чьи клетки находились в непосредственной близости от Врат ада. Феррари, Бонавита и другие дрессировщики, выпустив зверей из клеток и загнав их всех на арену для выступлений, старались сохранить хоть какой-то порядок, но это было практически невозможно. Смертельные враги оказались вместе – медведи с антилопами, леопарды и гиены с шетландскими пони, на которых приходилось надевать наглазники, чтобы они не впали в панику. И только слон Крошка Хип категорически отказывался покидать свой загон, как ни тянули его за цепь и ни стегали хлыстом, так как его обожаемый дрессировщик капитан Андре был в это время у кого-то в гостях на Манхэттене. Огонь начал распространяться вдоль Сёрф-авеню, и только тут жители окружающих домов и собравшиеся зеваки осознали величину грозящей им опасности. Жар становился невыносимым, черное небо озарялось вспышками пламени, повсюду метались гротескные тени. Нанятый Моррисом возница предпочел убраться восвояси, как только увидел надвигающийся на него ад. Он боялся, что отряды полицейских и пожарных с их машинами скоро перекроют все выходы с территории и что его лошадь и повозку могут использовать для вывоза пострадавших. Спасая собственную шкуру и извинившись за это перед питбулем, он спустил его с коляски на землю, надеясь, что свойственная этой породе отвага и способность к выживанию не подведут и на этот раз.

Пес ринулся сквозь беснующуюся толпу во двор музея и, движимый отчаянным желанием найти хозяина, сумел распахнуть дверь. В кухне он вскочил на стол, сбросив на пол кастрюльки и сковородки, затем, услышав в подвале голос Эдди, кинулся туда, повизгивая и задыхаясь, и наконец, увидев Эдди, в спешке отпиравшего замки, более или менее успокоился. Жара, распространявшаяся от центра пожара, проникла даже в подвал, вызывая головокружение и дурноту. Трудно было дышать, трудно соображать. Во сне надо двигаться вперед, сказал себе Эдди, иначе мир, в котором ты находишься в этом сне, исчезнет вместе с тобой.

Со стен сползала растаявшая краска, дверная ручка раскалилась. Медный замок никак не хотел отпираться. Наконец, Эдди со стоном открыл его и взялся за второй, железный.

– У нас есть время, чтобы выпустить ее, – проговорил Моррис сквозь клубы дыма, заполнявшие коридор.

На пальцах у Эдди вздулись пузыри. Митс сжался в комок рядом с хозяином. Неожиданно в кухне над ними раздались шаги. Пес навострил обрубки ушей и зарычал.