Паноптикум Города Пражского

Тяжба трех поколений за водопользование славы ему не прибавит, как, впрочем, и всякие там иски насчет сломанных на танцульках ребрах или свары двух торговок. В этом смысле жизнь к нему, можно сказать, не шибко благоволила.

Так что приходилось довольствоваться променадами, раскланиваться с молодыми дамами, посещать танцевальные вечера местного студенческого клуба, где ему и самому было невдомек, к какой братии он принадлежит - к тем ли юнцам, которым папашины денежки позволяют смотреть свысока на все, в чем преуспели их отцы, или же к людям серьезным, почитающим за честь добиваться успеха собственными силами.

Он все больше осознавал, что при своем, вполне уже приличном знании уголовного кодекса совсем не знает людей, среди которых живет. Скажем, вел он дело об оскорблении достоинства, вполне банальное, ничем не примечательное. Женщину из ближней деревни обозвали колдуньей, и она подала в суд. Молодому стряпчему стоило немалых трудов обосновать на процессе, в каком смысле это слово можно считать оскорблением, но каково же было его удивление, когда судья стал на заседании выпытывать, точно ли в действиях истицы нет ничего от колдовства, и домогался от ответчицы доказательств, что коровы у ней и вправду после посещения истицы стали хуже доиться. Пылкая речь молодого защитника не произвела на суд впечатления - дамы разошлись непримиренными, так что очередная тяжба была не за горами.

Хотят судиться - пускай судятся, - беззаботно сказал судья, когда все разошлись.

Конечно, господин советник, в обиходном смысле вы правы... Но позволю себе в частном порядке спросить у вас, возможны ли в принципе доказательства того, что потерпевшая и впрямь навела на коров порчу?.. Если мне не изменяет память, их еще могли принять всерьез разве что при Марии Терезии, добрых два века назад!

Судья уже листал новое дело и запальчивого молодого защитника слушал вполуха.

-Да-да... Но перед тем, уважаемый, они считались правовой нормой без малого тысячелетие, если не больше.

Но позвольте, господин советник, тогда с таким же успехом можно ссылаться и на malleus maleficorum, молот для колдуний!

Зачем, коллега? Судопроизводство с тех пор все-таки шагнуло далеко вперед, а потому мы эту даму, прозванную колдуньей, приговаривать к сожжению не будем. Напротив, сегодня она выступает стороной потерпевшей... Так что налицо истинный прогресс. Но в наших краях по сей день верят в дурной глаз, и у нас нет никаких оснований полагать это предосудительным.

Молодой адвокат вышел из зала суда в растрепанных чувствах, а в конторе вдобавок услышал от секретарши, что в округе есть деревни, где слыть колдуньей вовсе не зазорно - занятие не хуже и не лучше других.

А ночью ему причудилось, что он спас где-то в пограничье юную и, конечно же, нагую колдунью, пробился с ней через полицейский кордон и взял ее потом в жены. Утром встал как побитый, на душе кошки скребли.

Надо бы съездить в Прагу, авось развеюсь, дядюшка ведь не зря по водам раскатывает!

Возвратился он через два дня, с чувством приятной усталости, и узнал, что в округе случилось какое-то убийство; в подробности он не вникал, убийства обычно прибирают к своим рукам маститые адвокаты, те, у которых конторы на площади.

Вскоре, к его изумлению, выяснилось, что защитником ех offol адвокатская коллегия назначила на этот процесс его достопочтенного дядюнгку. В связи с болезнью назначенного адвоката коллегия не возражает, если защиту подсудимого Вацлава Бурды, обвиняемого в убийстве, возьмет на себя ex offo его постоянный помощник доктор Дубский.

Молодой человек почувствовал себя на седьмом небе. Это его первое крупное дело, предстоит суд присяжных, о котором будут писать в газетах. Он выступит с волнующей речью (какой и о чем, еще не знал, поскольку вообще о деталях убийства пока ничего не слышал), и из зала суда будут выводить рыдающих женщин, которые засыплют его потом цветами...

- Речь идет о защите ex offo[ 30 ], если вы обратили внимание, то есть без вознаграждения, - охладила его пыл барышня Пригожая. - И это при том, что подсудимый может нанять себе адвоката, я уже справлялась о его платежеспособности.

Доктор помрачнел:

Какого тогда черта он его не нанял? На что рассчитывает?

Твердит, дескать, невиновен, а потому в защите не нуждается.

Невиновен! Этого мне только не хватало! - рассердился молодой адвокат и заерзал в протертом дерматиновом кресле, из которого торчала пружина. Он был почти разочарован. Защитить невиновного - много ли в том заслуги? Другое дело - вытащить такого, который увяз по уши, тут уж блестящая репутация обеспечена!

Послушайте, барышня, если он невиновен, кто же тогда убийца? - спросил он наивно.

Откуда мне знать? Но в ходе процесса это уже не столь важно. Суд присяжных - все равно что театр. Материалы вам перешлют вовремя, можете не волноваться.

Вовремя... До чего же режет слух такое слово человеку, рвущемуся к первому своему крупному делу! "Вовремя" может означать и завтра, и послезавтра, и через неделю... Но ему нужно досконально вникнуть в обстоятельства уже сейчас. Сию минуту!