— Но мне нужно встречать этап. «Левиафан» уже приземлился в доке карьера…
— Ничего страшного, думаю, Эсмонд будет не против подышать свежим воздухом в прогулочном боксе, пока ты будешь немного занят, — Феликс посмотрел на Мортиса, который качнул головой, словно соглашаясь с мнением начальника тюрьмы.
Когда Рыло и Эсмонд вышли за дверь, главный надзиратель снял с лица протез и залепил носовую пазуху лейкопластырем.
— Давай, двигай, — грубо произнёс Рыло и, подтолкнув Мортиса вперед, пошёл за ним следом, петляя по коридорам административного блока.
Серые стены с облупленной краской дополнительно давили на Эсмонда, чьи мрачные мысли порождали внутренний гнев от осознания того, что ему придётся провести в этой преисподней оставшиеся тринадцать лет назначенного судом срока. Он шел словно в тумане, уворачиваясь от идущих навстречу работников тюрьмы. Мортис был подавлен и не обращал внимания на Рыло, который что-то бубнил себе под нос. Минут через двадцать они добрались до дока, расположенного на дне карьера, где приземлился «Левиафан».
Заперев Эсмонда в одном из прогулочных боксов, который представлял собой клетку площадью в двадцать квадратных метров, главный надзиратель направился к конвойному транспорту, отдавая по пути распоряжения многочисленной охране.
Эсмонд присел на скамейку и стал наблюдать, как из «Левиафана» цепочкой потянулись осужденные к строгой изоляции. Конвой выдавал каждому новоприбывшему комплект арестантской робы и ошейник с идентификационным номером заключенного. Местная публика прозвала эти ошейники «ожерелье Мартина Вуда» — в честь покойного Императора, при котором эти приборы стали массово использоваться в уголовно — исполнительной системе Акритской метрополии.
Ошейник позволял работникам тюрьмы нейтрализовать особо буйных индивидов высоким разрядом электричества. Сам Мортис не носил ошейник, как и арестантскую робу — это была одна из его многочисленных привилегий. Но он видел «подарок Мартина Вуда» в действии…
Как — то раз, группа арестантов из блока А внезапно напала с заточками на Эсмонда и его свиту, состоящую из пятерых заключенных. «Седьмая печать» каким — то образом узнала о том, что накануне Эсмонд встречался с заместителем главы Спектрата Кристофером Ли, посетившим «Социальный лепрозорий» в целях склонить Мортиса к сотрудничеству. Мортис не желал участвовать в политических разборках, но его вынудили, пообещав в обмен на показания против Георга Кантора освобождение из этой каменной ямы. В случае отказа Кристофер грозился перевести Эсмонда в карцер, в котором его найдут скончавшимся от сердечного приступа.
Тогда, во время покушения на свою жизнь, Эсмонд отделался лишь ранением в руку, но потерял четверых из своих людей. Подоспевшая охрана активировала ошейники, и нападавшие упали на землю, корчась в ужасных конвульсиях. На их лицах застыла гримаса боли, а некоторые даже опорожнили свои кишечники в арестантские штаны…
Эсмонд встал со скамейки прогулочного бокса и стал расхаживать взад — вперед. В нем бурлила злоба на самого себя. «Эти сектанты из «Седьмой печати», которым нечего было терять, умирали с улыбкой на устах за свои идеи, — подумал Эсмонд. — И они уж точно за оставшийся срок смогут перерезать мне горло. Их предводитель — Патрик Мендоза никогда не бросал слов на ветер и если пообещал меня прикончить, он обязательно добьётся своего…» И у Мортиса были все основания для того, чтобы так думать…
Да, Патрик Мендоза, негласный хозяин блока А, по мнению многих арестантов был нереально крут. Мендоза был от природы бунтарь и полностью асоциальный тип. Вот уже пять лет он сидел в карцере «Социального лепрозория», но был самым влиятельным человеком в среде заключенных. Охрана его очень боялась, и даже всемогущий Феликс Грув, с легкостью отправлявший заключенных на смерть, немного уважал его.
Мендоза был непреклонен в своих суждениях и был не прочь нагрубить администрации тюремного комплекса. Старожилы рассказывали, что Спектрат расправился с его семьёй, когда проводил операцию по захвату этого «нелояльного властям гражданина». Тогда выжил лишь его родной младший брат — Элай Мендоза, которого власти также приговорили к пожизненному заключению.
Но семь лет назад Рыло, занявший тогда должность главного надзирателя, решил самоутвердиться, спровоцировав Элая на нападение, после которого младшего брата Патрика превратили в «отбивную котлету». Когда Мендоза — старший увидел черное от гематом тело мертвого брата, он не проронил ни одной слезинки. Единственное, что сделал Патрик, так это поклялся отомстить всем причастным к его смерти. И он выполнил своё обещание… Почти… Все девять охранников, которые были причастны к убийству Элая, нашли свою ужасную смерть, будучи на свободе. Говорят, одного из них нашли распотрошенным, с выколотыми глазами и отрезанным языком, а другого обнаружили повешенным на собственной толстой кишке в общественном туалете.