Паноптикум. Книга первая. Крах

«Синтэкс» — препарат быстрого сна, был среди специй, разложенных на столе перед «Роджером Билем», когда он и Мнемоник ужинали в вагоне — ресторане. Препарат не оставлял побочных эффектов, которыми грешили многие виды снотворного — никакой сухости во рту, привкуса металла и головных болей после, по которым объект мог бы заметить внешнее вмешательство. «Синтэкс», попав в пищеварительный тракт, постепенно насыщал кровь мелатонином — «гормоном сна», отчего человеку начинало казаться, что он засыпает по собственной воле. Этот препарат использовался военными в южноамериканской компании в качестве полевой анестезии.

Единственное, что беспокоило Клауса, так это приступ, который он испытал за ужином. Ему стало не по себе, когда он вспомнил то состояние… «Состояние полной потери и дезориентации, — согласился сам с собой Клаус, осторожно снимая линзы, менявшие цвет глаз. — Сначала на тебя накатывает волна страха, а потом ты как будто… как будто все забываешь… Ты не только забываешь имя своего собеседника, ты ВООБЩЕ НЕ ПОНИМАЕШЬ ГДЕ НАХОДИШЬСЯ!!!»

Подобное состояние полной беспомощности он испытал впервые. Нет, до этого он замечал, что стал довольно рассеянным, но чтобы так… «Я чуть было не провалил операцию», — подумал про себя Клаус, вспоминая, как в момент приступа ему очень захотелось поинтересоваться у сидящего напротив незнакомца, что, черт побери, происходит, но вместо этого, спохватившись на уровне инстинкта, фон Эггерт двинулся по красной бархатной дорожке, за которую ухватилось его замутненное сознание.

Только оказавшись в туалете вагона — ресторана, Клаус немного пришел в себя. С памятью вернулось понимание того, что он отошел от первоначального плана, согласно которому «Роджер Биль» должен был подавиться рыбной костью, чтобы отвлечь внимание Луция. Поэтому вместо запланированного фон Эггерт разыграл историю с оставленными таблетками, которые на самом деле были обычными леденцами от кашля, обезличенными в обычном бумажном свертке, наспех сделанном из туалетной салфетки.

«Надо обязательно показаться доктору, — подумал про себя Клаус, убирая с лица остатки грима, — но только после окончания задания. Времени на мою замену уже нет…»

Глава 14. Неожиданная встреча

— Владимир! — воскликнул Эсмонд Мортис, протягивая руку вошедшему в секцию заключенному. — Ты тоже оказался в этой западне? Довольно неожиданно, учитывая твои профессиональные навыки…

Владимир, чей рот скривился в натянутой улыбке, сверкнул железными коронками и ответил молчаливым рукопожатием. Разглядывая уютную обстановку секции, где обитал Мортис, гость одобряюще закачал головой.

— А ты неплохо здесь устроился, — произнёс он.

— Положение обязывает… — Эсмонд артистично пожал плечами, изобразив при этом издевательскую гримасу, будто сожалеет о том, что «живет не как все». — Я думал, ты уехал в Московию после наших с тобою дел.

— Да, я действительно собирался это сделать, — ответил Владимир, рассматривая малахитовую статуэтку в виде пепельницы. — Но как тебе известно, на территориях, подконтрольных Московии, я нахожусь в розыске, поэтому я и оказался в ваших краях. У меня есть хорошие связи в Священном синоде, готовые за хорошие…

Владимир на мгновение задумался.

— …готовые за очень хорошие деньги, — поправил он сам себя, — включить моё имя в церковный акт о всепрощении в связи со Страстной пятницей. Я понадеялся на долю с тех денег, которые должен был тебе тот молокосос с заостренными ушами, но прибыв в их семейный особняк возле горы Мак— Кинли, убедился в том, что семейство ДиАнжело разорено…

— Владимир, — перебил его Эсмонд, — ты же знаешь, что богачи всегда хранят что-то на черный день в укромном уголке…

Владимир перестал расхаживать по секции и посмотрел Мортису в глаза.

— Возможно, ты прав, Эсмонд, — произнес он, — но только не в этом случае. Когда я затянул петли на шеях дочерей покойного викария Дэвида ДиАнжело, его жена рыдала, умоляя меня не делать этого. Она даже принесла повестку о выселении в связи с актом о конфискации, который действовал в отношении их семейства. Когда первая из её дочерей перестала подавать признаки жизни, покачиваясь на веревке, мамаша лишь стала рвать на себе волосы, проклиная меня, Томаса и его карточный долг. Но ни о каких деньгах не было и речи. Поэтому я создал видимость коллективного суицида, предусмотрительно избавившись от свидетелей, после чего отправился на Эритею раздобыть деньжат. Помнишь тех подпольных ювелиров, с которых я собирал плату для тебя, когда ты возглавлял синдикат?

— Ты имеешь в виду братьев Багси?