Еще в самом начале моего пленения я заметил, что пол клетки был обит досками, державшимися лишь на ржавых гвоздях. Одну из них я сумел расшатать за счёт собственного веса. Наступая на её края, я делал вид, что разминаю затекшие ноги, чтобы охрана ничего не заподозрила. Полгода последовательного труда принесло свои плоды — мне удалось вынуть небольшой гвоздь. Вставив его обратно в отверстие, я надеялся при случае им воспользоваться.
И вот, когда я глядел на соблазнительные ключи, торчащие из штанов спящего охранника, мне пришла идея согнуть расшатанный гвоздь в крючок и привязать к верёвке, которую я сплёл из длинных соломинок, выбранных из кучки прелого сена, служившего мне лежаком…
Филипс на мгновение замолчал, будто вспоминая то, как орудовал данной конструкцией.
— Когда я, наконец, подцепил ключи и аккуратно вытащил их из кармана, моему ликованию не было предела… Но при подъёме наверх подгнившая солома, выполнявшая роль веревки, оборвалась, а связка ключей упала на землю, вызвав металлический звон, от которого я в ужасе замер… Хорошо, что охранник был смертельно пьян, поэтому этот досадный инцидент никто не заметил. Я не хотел получить хлыстом по спине и провести остаток дней в выгребной яме, поэтому начал лихорадочно соображать, где взять новый крючок.
Разбудив Тарквиния, я шёпотом поведал ему о своей неудаче, и он, к моей неслыханной радости, нашёл выход из ситуации: вынул изо рта зубной мост, вполне годный для металлической закорючки. Я лихорадочно сплёл новую веревку, после чего сумел затянуть злополучные ключи наверх, в клетку.
Когда мы неслись по джунглям прочь от лагеря партизан, я впервые за этот год почувствовал, что моя жизнь принадлежит полностью и только мне. Несмотря на изрядно подорванное здоровье, я бежал по джунглям до тех пор, пока не рухнул навзничь, запутавшись в зелёной и густой листве. Тарквиний, появившись через минуту, измученно упал на землю, когда увидел, что я, наконец, перестал бежать. Так как наступал рассвет, нас уже могли хватиться в лагере, поэтому, немного передохнув, мы двинулись дальше.
Спустя сутки, мы оказались на горе, довольно крутой спуск с которой вел к небольшой речушке, чья поверхность была сплошь покрыта зеленой ряской. Где — то вдалеке лаяли собаки, поэтому решено было спускаться к воде, которая помогла бы нам скрыть запахи наших немытых тел.
Подгоняемые преследователями, мы очень торопились, прыгая по каменным скользким уступам. Мы практически уже спустились вниз, как случилась неприятность: поскользнувшись, Энквит неудачно упал и сломал правую ногу. Это был «exitus letalis».[10]
«Ты покойник», — сказал я ему и собрался, было, уходить, как он вдруг начал умолять меня, чтобы я отнесся к нему милосердно. «Прошу… Прошу тебя… — всхлипывая говорил Тарквиний, — я не хочу умирать, не оставляй меня здесь…» Говорил всякие «пожалуйста», делал такие, знаешь, Уэйн, щенячьи глазки, смотревшие куда-то в небо…Филипс замолчал и, откинувшись в кресле, глубоко вздохнул.
— Я до сих пор не могу понять, — Алан пожал плечами, — почему я стал возиться с ним. Одному мне было проще ускользнуть, и Тарквиний должен был это понимать, но… что— то меня остановило… Наломав толстых стеблей местной флоры, воспользовавшись лианами, я сделал что-то вроде лежака, по краям которого были привязаны незрелые плоды гигантской сливы, которые служили буйками, так как прекрасно держались на поверхности воды. Наложив на сломанную ногу Тарквиния швы, я затащил его на импровизированный плот и поплыл по реке, толкая его впереди себя.
Так мы дрейфовали на медленном течении до тех пор, пока впереди не показались каменные пороги. Причалив к берегу, я решил передохнуть, ибо чертовски устал. Начавшийся тропический ливень принёс с собой холодный фронт и мы, продрогнув до крайней степени, легли друг к дружке телами, пытаясь сохранить последнее тепло. Постепенно, когда дождь кончился, мы смогли уснуть.
Когда меня разбудили голоса, чья речь, изобилующая шипящими звуками, была явно местной, я машинально скатился к реке и занырнул под зелёный ковёр из ряски, а спустя пару минут оказался в плотных кустах какого — то водяного растения. Осторожно вынырнув, я наблюдал, как на берег вышел вооруженный человек, одетый в застиранный зелёный камуфляж. Обнаружив спящего Тарквиния, он что-то гаркнул на своём непонятном языке, после чего показался второй партизан, чуть пониже ростом, чем первый.
Я решил попытаться отбить Тарквиния, когда они начали пинать его и бить прикладами, стоя спиной к реке. Шум воды позволил мне незаметно подплыть к пологому берегу нашей стоянки. Взяв тяжелую корягу, я подкрался сзади к патрульным, склонившимся над Энквитом… Но внезапно из чащи показалось ещё двое партизан, которые в тот же миг наставили на меня дула своих автоматов…
Филипс сделал паузу.