Паноптикум. Книга первая. Крах

— Это исключено, — отрезал Шао, нахмурив брови. — И вы, Уэйн Орокин, сделаете всё для того, чтобы я остался жив и благополучно вернулся обратно на Землю… Не так ли?

Хотя вновь открывшиеся условия полёта к Марсу показались полковнику весьма сомнительными, он всё же ответил:

— Всё верно, мистер Чжэн, я лично позабочусь о вашей безопасности во время перелёта…

— Тогда будьте любезны, — Шао, вздёрнув подбородок, амбициозно посмотрел в сторону полковника, — представьте меня своей команде, Уэйн Орокин…

* * *

— Поймите, Говард, мы должны принять условия корнуэльских страховщиков, — полушёпотом говорил сенатор Гудвин, склоняясь к уху Говарда Брауна. — Если требовать с них всю сумму за страховой случай, то сам Корнуэл станет банкротом. А это, сам понимаешь, шатания и разброд внутри самой Конфедерации. Неудача проекта «Зевс» обошлась всем нам дорогой ценой, но риски нужно распределить по всем участникам…

Глава оружейников Нанта, хмуря брови и вытягивая пухлые губы в трубочку, сидел в демонстрационной комнате лаборатории консорциума «ACN», расположившись в первом ряду кресел среди приближенных сенаторов. Сенатор Гудвин, сидевший по правую сторону от Брауна, предлагал главе оружейников не давить на страховые компании, многие из которых принадлежали знатным семействам Корнуэла.

Говард, немного подумав, отрицательно закачал головой.

— Если Нант получит в качестве отступных лишь половину, — негромко промолвил он, поворачивая голову в сторону Гудвина, — мы столкнёмся с многомесячной задержкой выплат рабочим и закрытием ряда трудоёмких проектов, что приведёт к росту социальной напряженности…

— Усильте режим, Говард, — парировал сенатор Гудвин. — Промойте населению мозги с помощью средств массовой информации, или вы, может быть, боитесь прослыть консерватором? Пропаганда наденет на глаза плебса шоры, а в его головах посеет страх, который и послужит вам уздой, дорогой Говард…

Ещё в молодости Браун начинал свою карьеру как один из ярких членов профсоюза рабочих Нанта. Гудвин предлагал ему не что иное, как усмирение вчерашних соратников в целях сохранения Конфедерации, организованно противостоящей республиканским силам. Устояв на месте председателя Высокого Сената после неудачи с орбитальным оружием, Говард вновь столкнулся с неразрешимой дилеммой.

Его тяжёлые думы развеял доктор Грэм, внезапно появившийся в проходе между рядами кресел. Как — то по— особенному улыбаясь, он, молча, проследовал на подмостки, держа в руках пульт управления проектором. Когда Зигфрид с довольным видом уселся в кресло ведущего презентацию, свет в зале погас, превратив небольшую демонстрационную в довольно уютный кинозал.

Три, два, раз, — пошел отсчёт на экране, после чего возникло изображение доктора Грэма, одетого в медицинский халат. Расхаживая по лаборатории, доктор остановился у застеклённого вольера и некоторое время рассматривал его обитателей — разновозрастных шимпанзе, которые прыгали, беззаботно резвились и не обращали никакого внимания на человека в белом халате. Отстранившись, Зигфрид подошёл к снимающей лабораторию камере и громко произнёс:

— Эксперимент номер 83, — после чего проследовал к приборной панели и нажал несколько кнопок.

Через некоторое время в комнате появились ассистенты, толкающие впереди себя кушетку с молодым самцом шимпанзе, который явно пребывал в бессознательном состоянии. Проверив у него пульс, доктор распорядился привязать лапы примата к кушетке, а после, аккуратно достав из недр лабораторного оборудования ампулу с бесцветным раствором, сделал подопытному инъекцию в плечо. Посмотрев на часы, Грэм сделал запись в электронном журнале.

— Увозите… — коротко промолвил он, обращаясь к своим ассистентам.

В этот момент изображение погасло, а спустя несколько секунд снова возобновилось. Теперь трансляция шла с внутренних камер обезьяньего вольера, предоставляя зрителям разные ракурсы его осторожно любопытствующих обитателей, собравшихся вокруг кушетки с подопытным, которая стояла посреди загона. Интерес приматов к инфицированному сородичу сдерживал огромный доминирующий самец, который, вздыбливая на теле шерсть, придавал себе таким образом властный и устрашающий облик.

Внезапно, прикованное к кушетке тело инфицированной обезьяны несколько раз дёрнулось, как будто того ударили мощным электрическим зарядом. Говарду, наблюдавшему эту картину, стало даже немного не по себе, когда он увидел открывшиеся глаза подопытного примата. Налитые кровью, они ничего не выражали, кроме лютой злобы. Окружавшие его сородичи подняли испуганный гвалт, разбежавшись по углам загона, в то время как инфицированный примат начал издавать лающие и рычащие звуки, пытаясь освободить свои привязанные к кушетке лапы. Разорвав путы, он, вскочив на четвереньки, бросился к ближайшим сородичам, нанося им многочисленные укусы и удары лапами. Даже альфа — самец — один из немногих, кто пытался оказать активное сопротивление нападающему, рухнул со второго яруса вольера на бетонный пол, обагрив его своей кровью, хлещущей из разорванного горла.