Читаем Панорамирование как творческий прием оператора-документалиста. полностью

Оператор не подумал, что в этой "невыразительности" и есть та выразительность, которая нужна режиссеру. Панорама по пустынному пейзажу как бы скажет зрителю: "Эти просторы никогда не слышали гудков паровоза и перестука вагонных колес. А теперь…". И режиссеру будущего фильма уже на месте съемки ясно, что потом нужно снять кадр, в котором над редким частоколом золотистых осенних лиственниц появится стрела путеукладчика с очередным звеном рельсового пути, которое опустится на готовую насыпь. Так начнется фильм о северной ветке БАМа. И в подсознании зрителя на всем протяжении фильма будет храниться образ бескрайних просторов, которые, не присутствуя на экране, все равно будут окружать героев каждого эпизода: мостовиков, взрывников, бульдозеристов, монтеров пути. Емкий, запоминающийся кадр можно было создать только панорамой, которая, растянув изобразительную информацию во времени, скажет о протяженности пространства. Это впечатление, сохранившись в подсознании зрителя, обогатит последующий материал, несмотря на дистанцию, разделяющую эпизоды монтажного ряда.

<p>Диктат факта</p>

Попав на горные склоны Станового хребта, режиссер и оператор впервые увидели скудный пейзаж (естественно, в сценарном плане документального фильма не было обозначено, что именно с этой точки они должны снять именно эту обзорную панораму).

– Что вижу, то пою… – ехидно сказал оператор.

– Нет, – возразил режиссер. – Пою то, что вижу!

Оператор пожал плечами. Он явно не хотел понять разницу между этими вариантами.

– Ты пойми, – убеждал режиссер, – дело в том, что не авторское насилие должно подгонять жизнь под замысел. В документалистике мастерство заключается в умении увидеть жизненный факт, проанализировать его на ходу и, поняв его значение, извлечь из него материал для изобразительной модели, которая…

– Слова, слова и слова, – мрачно сказал оператор.

– Позиция! – сказал режиссер. – И, кстати, единственно верный путь для отражения жизненной правды!

"Нет, – думал режиссер, – я с этим оператором больше работать не буду".

Режиссер помнил замечательный девиз, которым руководствовался русский адмирал Макаров, составляя труд ""Витязь" и Тихий океан", – пишем, что наблюдаем, чего не наблюдаем, того не пишем! Лоции адмирала Макарова не потеряли своего значения и по сей день – они точны и служат руководством к действию.

Чтобы успешно выполнить задание режиссера, оператору следовало подумать о следующих параметрах панорамного приема:

1. Выбор съемочной точки.

В данном случае позиция камеры должна обеспечить широкий обзор и, по возможности, включить в кадр своеобразные детали, характеризующие местность, где будет происходить действие.

2. Выбор оптики (угол зрения объектива).

Так как следовало сказать о бескрайних просторах и о безлюдии, кадр должен сниматься короткофокусным объективом, который позволяет скомпоновать широкий общий план.

3. Определение темпоритма.

Темп панорамирования должен быть медленным. Только так можно создать величественный образ природы, которая жила своей жизнью до прихода строителей.

4. Длина панорамы (время панорамирования).

Панорама должна быть длинной. Пространство бесконечно, и если кадр должен сказать об этом, то изобразительная скороговорка неуместна.

Кто мог подсказать оператору необходимость обращения именно к этому приему и характер его оформления? Подсказал сам объект съемки, его СУЩНОСТЬ!

<p>Сущность и явление</p>

Любая жизненная ситуация, становясь объектом съемки, сначала действует на документалиста своими внешними признаками, по которым он судит о ее качествах, своеобразии и значении. Только потом оператор ищет изобразительную форму. Сложность поиска в том, что каждый предмет и факт реального мира обладает неисчерпаемым многообразием внутренних и внешних связей, способностью к переходам из одних состояний в другие, и творческая задача оператора состоит в том, чтобы, нажимая пусковую кнопку камеры, заранее определить передаст ли снятый кадр истинную значимость объекта.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология