Пансионат

– И все равно, – возразил Федор, – она порядочная, насколько это у охотников вообще возможно. Заманила – да, но пришел ты по собственной воле, и ничто не мешало тебе уйти. Ты знаешь, брат, далеко не все охотницы так чисто работают, насколько мне известно. Иные и лапши навешают, и выпить предложат, и клофелинчик в водочку подольют. А мужички-охотнички, которые поздоровее, – так те вообще просто: идут себе в Витланд, находят там жертву, тюк её по башке, чтоб не до смерти, чтоб только до Пансионата дотащить и сквозь Забор пропихнуть. Пропихивают и прям там же, в Прерии, человека и бросают – забрав его бабки, естественно.

– Где-где бросают?

– В Прерии. Это то самое место, про которое ты сказал, что жарко как в бане и одни собачьи конуры до самого горизонта. Скучновато там, да. Но никто там и не лазит особо, с другой стороны. Что там делать? Абсолютно нечего. Вместе с Забором это, понимаешь ли, своего рода прослойка между Витландом и Пансионатом.

– Никто не лазит, говоришь? – со злой улыбкой переспросил Игорь. И рассказал наконец Федору о том, каким образом он расстался со своими двенадцатью тысячами.

– Бандючье не в счет, – выслушав, сказал Федор. – Бандючье везде лазит. Есть и те, которые по Прерии специализируются. Свеженьких с деньгами вроде тебя ищут и обувают.

– Но ведь это были дети! – возразил Игорь. – Девочка и…

– Какая нахуй девочка! – с досадой оборвал его Федор. – Нет, пацан, похоже ты до сих пор не врубишься куда ты попал… Постой, что бы тебе такого показать, чтоб ты наконец понял…

Федор озадаченно покрутил головой из стороны в сторону и задержал взгляд на игровых автоматах, что сверкали одинокими островами в противоположном конце крыши.

– Ага. Пойдем-ка. Сейчас ты наконец поймешь зачем вообще всё это нужно. Какой, так сказать, во всём этом смысл…

Они подошли к двум внушительным аппаратам, призывно мигавшим разноцветными лампочками. На том, что поменьше, красовалась надпись: "Побудь мужчиной!" Чуть пониже была указана цена развлечения – сто дней. На другом аппарате было написано приблизительно то же самое: "Побудь настоящим мужчиной!" – однако стоило это уже тысячу. Федор достал из кармана тысячу, помялся, убрал, достал стольник. Немного подумал, вздохнул, убрал стольник и снова достал тысячу.

– Штука здесь – довольно крутые бабки, пацан. Просто чтоб ты это знал. Но раз уж заикнулся – угощай по полной, такое мое правило. Когда-нибудь и ты меня угостишь. Просто на стольник ничего особенного не будет – считай, выброшенные деньги. Я могу даже предположить, что именно ты получишь на стольник. Защитишь какую-нибудь тёлку от хулиганов, красиво отпиздишь их, после чего в той же подворотне она тебе и отсосёт. Или что-нибудь наподобие. И все дела. Типа побыл настоящим мужчиной. Этак ты, дружок, ничего не поймешь. А вот на штуку уже полагается серьезная Услуга.

– И что это будет за услуга? – подозрительно спросил Игорь. Ему вовсе не светило впрягаться в дополнительные приключения, их и так вполне хватало, – но и не хотелось показаться трусом.

– Ей-богу, не знаю, – Федор засунул банкноту в приемную щель автомата и зашагал назад к бару. Не оборачиваясь, продолжал: – У каждого свое, все от тебя зависит. Не пожалеешь, гарантировано… Ну всё, всё, иди. Встречаемся здесь же.

Куда идти? – недоуменно подумал Игорь, глядя ему вслед. А повернувшись к автомату, увидел в нем небольшую, слегка приоткрытую дверь.

Пансионат (7)

Аквамариновая пропасть пустоты туго наполняла небесный купол; его огромная, перевернутая чаша опиралась дымными краями на горизонт и возносила свое прозрачное дно в жуткую высоту. Течение уходившего дня несло с собой потоки мглистой акварели, растворявшиеся в густом, зеленом пространстве аквамарина и превращавшие его капля за каплей в империю темного кобальта.  Казалось, через несколько часов, когда ночь сменит вечер и кобальт обернется берлинской лазурью, – хрупкие стенки небесного сосуда не выдержат напора разливающейся тьмы и разлетятся на множество черных воздушных осколков, позволив алчному, покрытому звездной сыпью Космосу рухнуть вниз и проглотить остатки атмосферных красок. Облака…

Облака. Они напоминают бескрайнее розовое одеяло, скрывающее под своим тонким покровом спящие исполинские фигуры. Фигуры шевелятся во сне и заставляют одеяло вздыматься. Вдали, у горизонта, кто-то согнул в колене ногу, а другой, поближе, задумал перевернуться на бок. К тому времени, как придет холодный Космос, одеяло сносится в серую ветошь, и уже не сочные исполины, а убогие калеки будут мерзнуть под ней, лишь слабо тряся ее своей чахоточной дрожью.