Пантанал

Зал ожидания аэропорта был рассчитан на 20 тысяч пассажиров, генерал не ошибся, но в настоящее время в нем находилось в 2 раза больше. Половину составляли мигранты из Африки и Азии. Они никуда не собирались лететь, однако поначалу в аэропорту можно было неплохо поживиться. Здесь не шел опостылевший дождь, было светло и сухо.

Сюда въезжали семьями. Семьи были большие. До десяти, а иногда больше братьев и сестер. Разношерстный табор вторгся в шикарные залы и сделался полноправным хозяином. Матрасы бросили на пол, ели-пили тут же, для начала ограбив все магазинчики и продуктовые автоматы.

Полиция пыталась навести порядок, но их прирезали по-тихому, а полноценное расследование в таких условиях сочли вести невозможным, и правящий бургомистр Берлина издал негласный приказ мигрантов оставить в покое.

Приезжая шпана сразу установила свои порядки. Ударными темпами и нечеловеческими усилиями им удалось за сутки забить унитазы фекалиями. После этого без особого насилия над моралью тысячи человек стали испражняться прямо в залах, никого не стесняясь. Все были свои.

Честные бюргеры и гости столицы слишком поздно уразумели, что жить в таком гавне невозможно. Они хотели улизнуть, но до мигрантов дошло, что в таком случае они останутся лицом к лицу с военными, и они не дали этого сделать. Шайки вооруженных головорезов перекрыли все выходы. Наиболее активным гражданам отрезали головы.

Так что, когда епископ-генерал со Святым в сопровождении охраны прибыли в аэропорт, там царило некое подобие порядка. Мигранты как могли поддерживали его, по мелочи грабили бюргеров и втихаря вдували белым цыпочкам. Но они сами на это напрашивались, надевали недопустимо откровенные наряды, стало быть сами виноваты.

Генерал Кенинг скептически оглядел шикарно одетого хлыща и спросил:

— Это и есть Великий Лука?

— Точно так. Только он просил не называть его Лукой. Просто Святой, — ответил Отто.

Кенинг указал пальцем вниз:

— Под нами живой вулкан из десятков тысяч людей. Полиции туда нет хода. Только за последние сутки зарегистрировано 11 убийств. Изнасилования счету не поддаются. Ситуация вышла из-плод контроля. Чтобы утихомирить толпу необходима дивизия ВДВ, использовать которую мне запретил бургомистр. И вы думаете, что все удастся какому-то… Святому? А вы уверены, что это не аферист? Тогда вы там, внизу, проживете ровно столько, сколько понадобится, чтобы достать нож и вас зарезать.

— Я хочу все быстрее закончить! — заявил епископ.

— Вы и не представляете, как близки к цели, — саркастически заметил генерал.

— Сколько солдат вы можете выделить в сопровождение?

— Взвод, больше не дам. Да и больше там не пройдет, сами увидите.

Вскоре прибыл мотопехотный взвод. 25 человек, вооружённых штурмовыми винтовками. Командовал ими лейтенант Штельмахер.

Они спустились по лестнице на первый этаж. Далее ход перегораживали забаррикадированные двери с окнами иллюминаторами, у которых дежурили десантники с пулеметом. Из-за двери доносился ровный гул, словно надвигалось землетрясение.

— Открывайте! — приказал епископ.

— Вы уверены? — недоумевал командир поста.

Епископ сослался на приказ генерала Кенинга. Но с каждым шагом ему хотелось убежать все сильнее.

Десантники вынули из приваренных петель железные засовы, оттащили сторону бетонный блок-путь был свободен. Епископ собрал всю свою храбрость, которой и так оставалось немного, и шагнул первым.

— Бог мой! — вырвалось у него.

Перед ним открылся гигантский человеческий муравейник. Людей не было разве что на потолке. На полу не было пустого места, чтобы ступить. Голоса тысяч людей сливались в низкий гул. Плакали дети. Громко играла музыка. В разных местах и разная, так что мелодия была не различаема. Люди лежали на матрасах, коробках, прямиком на полу. Среди них гордо высились фекалирующие одиночки. Вонь стояла несусветная.

— Нужно возвышение, чтобы Святой выступил, — пояснил епископ Штельмахеру.

Лейтенант повел небольшую колонну к возвышению невдалеке. До него было шагов 100 не больше, но казалось, что они идут сутки. На них сразу обратили внимание. Со своих мест медленно поднимались бородатые личности и шли за ними на некотором удалении. Всех их отличал безумный взгляд, словно они лицезрели убийц своих ближайших родственников.

— Я предлагаю вернуться, пока есть такая возможность, — предложил лейтенант. — У них ножи. Возможно огнестрельное оружие.

— Святой выступит, и мы уйдем, — отвечал епископ сквозь зубы.

Он так говорил, потому что боялся открыть рот шире, чтобы зубы не выбили чечетку. Еще никогда ему не было так страшно.

Когда они дошли до возвышения, он обреченно понял, что самое страшное только начинается.

Трибун.

Возвышение представляло собой кучу мусора высотой 5 метров, скрепленную вместо цемента фекалийными массами разной степени свежести. Забраться на нее, а тем более выступить не представлялось никакой возможности. Однако, когда колонна развернулась, то уперлась в сплошную людскую стену, состоящую в основном из разношерстных мигрантов, но встречались и европейцы.

Лейтенант обратился к епископу: