И все же настоящим открытием, настоящим самобытным вкладом в русскую литературу XX столетия стали его юмористические рассказы, лаконичные, острые, меткие, глубокие.
Каждый большой художник, говорил Лев Толстой, создает и новую форму произведения. В подтверждение своей мысли он назвал «Мертвые души» Гоголя, лермонтовского «Героя нашего времени», «Записки из мертвого дома» Достоевского, тургеневские «Записки охотника», «Былое и думы» Герцена. Каждая из этих книг действительно отличается необычностью построения, новизной повествовательной формы.
Романов как крупный художник создал свою, новую форму — небольшой рассказ, миниатюру, где автор совсем не виден, где говорят персонажи, и их голоса воссоздают и человеческие характеры, и эпоху.
И речь персонажей, и авторская речь чрезвычайно просты, и кажется, что вовсе не рассказ читаешь, а воспринимаешь кусочек жизни.
Композиционно большинство рассказов Романова построены одинаково, фабула их проста, события разворачиваются в короткий отрезок времени, и, как правило, мы о них узнаем из диалога. Но романовский рассказ — это цельное законченное произведение, лаконичное и емкое по содержанию, чрезвычайно обобщенное и вместе с тем поражающее своей конкретностью, богатством интонаций. Даже не прибегая к выразительному определению, эпитету, писатель достигал замечательных эффектов.
Очень часто в ситуациях, какие нам рисует Ромашов, смешного мало. И если мы все же смеемся, то вовсе не благодаря выдумке писателя, а вследствие удивительной достоверности этих ситуаций, а главное потому, что персонажи, попавшие в эти ситуации, поступают, действуют, говорят в полном соответствии с собственным характером и с теми обстоятельствами, в каких они оказались. Какими бы невероятными и случайными эти обстоятельства ни были, они жизненны, они ни на секунду не производят впечатления чего-то выдуманного.
Писатель находит своих героев среди простых людей — это крестьянин, торговец, мешочник, мастеровой, совслужащий, солдат и т. п. Эту движущуюся массу людей Романов рисует на крышах вагонов, на улице, в коридорах учреждений, на площадях и толкучках, где продают все, что только можно вообразить, на железнодорожных станциях, и в борьбе за место в вагоне, у постели умирающей старушки в борьбе за комнату. У этих персонажей нередко отсутствует имя, их можно различить разве лишь по одежде или какой-либо вещи в руках — мужик в чуйке, солдат с чайником, баба в валенках… Но они говорят, действуют живут на страницах рассказов Романова, и мы физически ощущаем, как густо, плотно населена его проза живыми людьми. Мы погружаемся в атмосферу 20-х годов прошлого века, в России…
Многочисленные рассказы Романова обращены к эпохе военного коммунизма и становления нэпа. Неразбериха на транспорте, продовольственный кризис, перетасовка учреждений, ломка старых отношений в деревне и в городе, рождение новых форм быта и экономики — это не просто фон. это — само содержание, живая ткань произведений. Отсюда и столь органичное проявление типичных черт человеческих характеров, отсюда столь живые коллективные портреты, портреты человеческих масс, толпы («Мелкий народ», «Наследство», «Третьим этажом», «Дружный народ», «Загадка»).
Рассказы его посвящены деревне, которую он хорошо знал и чувствовал: светлые и темные стороны деревенской жизни, заботы и волнения мужиков, нравы и обычаи русской деревни оживают на страницах его произведений. Романов не идеализирует мужика, но и не осуждает: пытается показать таким, каков он есть. — жадным собственником и мечтателем («Трудное дело», «Хорошие места», «Светлые сны»), недоверчиво относящимся к распоряжениям новой власти, пытающимся его обмануть («Рыболовы»), наивно уступающим инстинкту стадности («Дружный народ», «Синяя куртка», «Верующие»)… В этой связи небезынтересно отношение М. Горького к деревенским рассказам Романова.
23 июня 1925 года Горький писал Н. И. Бухарину: «… когда я вижу, что о деревне пишут — снова! — дифирамбы гекзаметром, создают во славу ея «поэмы» в стиле Златовратского, — это меня не восхищает. Мне гораздо более по душе и по разуму солененькие рассказы о деревне старого знакомого моего Пантелеймона Романова»[9].
Эти же черты обнаруживает Романов и в коллективном портрете городской массы («Бессознательное стадо». «Значок». «Дом № 3», «В темноте»).
Стремление воссоздать жизнь, ее проблемы руководит Романовым, когда он пишет не только сатирические, но и серьезные психологические произведения, в которых порой сочетаются лиризм и ирония («Русская душа», «Яблоневый цвет»), а иногда трагическое соседствует с сатирой и мягким юмором («В тюрьме», «Лошади английского короля»).
Есть два способа художественного преодоления низин жизни, говорил Романов. Один из них — показать вершины, героическое. Другой — дать микроскопическое исследование этих низин. При этом писатель должен оставаться на высоте, и тогда его личный критерий в оценке явлений жизни будет передаваться читателю. Романов пользовался именно этим, вторым способом, ясно понимая, что такой путь небезопасен и тернист.