Пантелеймонова трилогия

И, кстати, из собственных средств оплатил частичный перенос высоковольтных линий.

* * *

– Ты обещал, это принесет нам деньги, – напомнила Гелена Викол.

– Я говорил о славе, – парировал Серджиу.

– Ты говорил о славе и деньгах, – уточнила она.

– Да, но я ведь пока толком и не прославился, – натянуто улыбнулся он.

– Знаешь, – она уперлась руками в боки, – по-моему, ты попросту убиваешь время.

– Писатели, – приосанился он, – время не убивают. Они складывают его в старую картонную коробку, которая в один прекрасный день превращается в волшебную шкатулку. Из которой, кстати, в дальнейшем сыплются сплошные чудеса, одаривая волшебством всех близких писателя.

– Делай со своим временем, что хочешь, – сказала Гелена. – Одна только просьба: не складывай в эту свою коробку мое время. Оно порождает одни и те же чудеса – морщины на моем лице.

Серджиу Викол хмыкнул.

– Да ты писательница, – сказал он. – По крайней мере, в душе.

– Не уверена, – ответила супруга. – Впрочем, может быть. Ты же знаешь, я никогда не читала твоих текстов.

Она всегда так говорила, когда хотела его побольнее ударить. Так ему, по меньшей мере, казалось. Впрочем, это не меняло главного: супруга и в самом деле не читала его рассказов. Ни одного, даже из тех четырех, что опубликовали в «Окнах Магадана».

Серджиу давно понял, что им никогда не сойтись на почве его увлечения. Жена разрывалась между двумя работами, в обед меняя фитнес-центры, расположенные в разных концах Кишинева. Пилатес и аэробика позволяли ей содержать семью и к сорока годам выглядеть на двадцать пять. Трижды в неделю по вечерам Серджиу сам забирал дочь из садика: Гелена возвращалась домой не раньше девяти, подрабатывая частными занятиями с человеком, который мог позволить себе не ходить в фитнес-центры. Он купил себе фитнес-центр целиком: зарезервировал под него огромный подвал в собственном доме, нашпиговав помещение новейшими кеттлеровскими тренажерами. В такие вечера Серджиу пытался сыграть ревность, но жена возвращалась настолько измученной и раздраженной, что вопрос измены отпадал сам собой.

Тогда он менял тактику и, расстелив по просьбе зевающей жены постель, включал на кухне ноутбук, извещая засыпающую в кресле супругу о том, что перед тем, как лечь, он еще попишет часок-другой. Минут через десять, когда Гелена уже видела сны, он мимо детской комнаты осторожно пробирался в ванную. Из душа выходил и вовсе на цыпочках, завернутый в полотенце на голое тело. Полотенце он бросал на кресло, останавливаясь у изголовья кровати со спящей супругой. Немного постояв, уходил на кухню, так и не одевшись. Садился за ноутбук, открывал файл с рассказом, в котором из планировавшихся пятнадцати страниц успел написать лишь первые два абзаца.

План был такой. Поработать еще часок – время, прикидывал он, достаточное, чтобы написать треть рассказа. Потом – к супруге под одеяло. Главное, не спешить: Гелена терпеть не могла ранних домогательств, ей надо было поспать час-полтора. Приходилось держать паузу, вот только рассказ, увы, не шел.

Серджиу зевал, выключал ноутбук и, уже покрываясь гусиной кожей и чувствуя себя беззащитным из-за наготы, плелся в комнату к супруге. Неслышно заползал под отдельное одеяло и ложился на спину – испытать перед сном, пожалуй, самые приятные минуты за прошедшие сутки. Это было особое время, когда карты сами собой ложились вверх тузами. Он смотрел рассказ как киноленту, сюжет разматывался клубком, выныривавшим из темного лабиринта, и Серджиу даже различал слова и целые предложения, которые легко складывались в абзацы. Первым желанием было вскочить и бегом ринуться на кухню, врубить ноутбук и записывать, пока слова в голове не испарились, подобно невидимым чернилам. Но Викол не шевелился. Он знал, что наутро ничего не вспомнит и точно знал, что будет дальше. Ему пришлют новый заказ, очередную халтуру по переписыванию очередного сайта, попутно предложив в лучшем случае сто евро за всю работу. Торговаться он не станет, но и работу будет делать мучительно, тянуть неделями, придется отвечать на напоминания. Поначалу любопытствующие, потом настойчивые и даже раздраженные напоминания заказчика насчет оговоренных сроков. Он будет раздражаться, срываться на жене и на детях, пока одним вечером, разругавшись с Геленой, не засядет за ноутбук и не будет печатать каждый вечер до трех часов ночи в течение трех дней.

Обычно этого хватало, чтобы написать большой рассказ.

* * *

– Рассказы? – воскликнул Пантелеймон. – Да это же целые доносы!

Он оглянулся. В своем рабочем кабинете депутат Берку был один. Он стоял у стола и не мог поверить в то, что все происходящее – не пьяный бред. Увы, ноутбук на столе работал, и его экран предательски светился, облучая депутата информацией, убивающей сразу и наповал почище любого Чернобыля.

– Что за доброжелатель такой? – прошептал Пантелеймон, снова садясь в кресло, с которого он, как ошпаренный, вскочил с минуту назад.