До сего момента ни разу не перебившие речь Каллиса оборотни внезапно насторожились, обратились в слух, повернули взоры в ту сторону, где предположительно располагалось святилище. Старый Жрец тоже прислушался, затихнув, невольно поддавшись на миг всеобщему настроению. Поняв первопричину, Каллис спокойно сообщил.
– Семья, которая пострадала сегодня от пожара, идет ко мне за помощью, – сказав это, старик вышел из дома встречать осиротевших без родного очага вьенцев.
– Дай вам боги здравия и благополучия, – с сочувствием в голосе и отцовской любовью приветствовал семью Каллис да как-то запоздало вспомнил, что нужно было попросить Вестников не показываться на глаза вьенцам по известным причинам.
– И тебя, Старый Жрец, пусть боги не обходят стороной, – ответствовал глава семьи, осунувшийся за один день…
Вскоре на Готрель опустилась черная ночь, отчего и лес стал темным и зловещим, наполнился клекотом, уханьем, завываниями, рычанием и прочими настораживающими звуками, воздух буквально пропитался насквозь этими звуками. Звезды и луну закрывали густая крона и низкие облака, духота, насыщенная различными запахами, дурманила, забивала легкие, вынуждая путников чаще и громче дышать.
Обладая кошачьим зрением, Наташа могла четко различать контуры деревьев, кустов, древнего торгового тракта и прочих предметов. Идти всю ночь не имело смысла, а отдохнуть с длинной дороги необходимо – это понимали все в группе, поэтому, когда Наталья свернула на север (не на каменных же плитах ночевать?), Один, Дмитрий и Еханна не стали сопротивляться безмолвному единоличному решению подруги, а охотно последовали следом, в основном полагаясь на слух, чем на зрение (хотя каждый в той или иной мере различал силуэты в кромешной тьме), ориентируясь по ее дыханию и легким звукам шагов, то и дело натыкаясь на хлесткие удары ветвей, отведенные Наташей.
Вскоре они остановились, отойдя на приличное расстояние от дороги.
– Видите вот эти четыре сосны, близко расположенные друг к другу? – спросила Наталья, имея в виду могучие стволы, стоящие в метре от них и тесно переплетающиеся верхними сучьями.
– Ну… в общем да, – не очень уверенно ответил Один.
– Тогда укрепляем между стволами шалаш – не нравится мне сегодняшняя ночь.
Работа бурно закипела, не взирая на темень. Они наломали множество сучьев, причем даже крыса принимала участие в общем деле об устройстве временного жилья, складывая ветви в одну аккуратную кучу близ выбранного для сего места. Затем принялись конструировать из наломанного сырья шалаш, плотно скрепляя сучья друг с другом в соснах и через час работа завершилась. Жилище вышло крепким, добротным, широким и просторным внутри, с узким входом и порожком, выстроенным не на один день. Работники по очереди, без толкучки, с шутками, забрались вовнутрь и улеглись на мягкие папоротниковые вайи, которыми они выстлали предварительно пол, изборожденный неудобными корневыми отростками. Дмитрий привычно прижался к теплому меху четвероногой подруги, а Пантера ласково обнялась с Одином.
Четверка уставших путников быстро уснула, не озаботившись выставить хотя бы одного дозорного – часть сознания продолжала бодрствовать и зондировать местность вокруг четырех кедровых сосен.
Им снились тревожные сны, сменяющие друг друга галопом, каждому свои, но по сущности не особо разнящиеся: низкорослый Бэрайя-маг в балахоне, скрывающем все его тело, черные и зеленые скелеты, пытающиеся отравить их ядом, заключенным в наконечниках стрел, пронзить копьями; зловещий и таинственный лес Готрель, одновременно похожий и отличающийся от Гилеи, не желающий выпускать из своих недр чужаков, создавая им серьезные препятствия – вязкие топи, тучи насекомых-кровососов, стаи злобных голодных волков и прочая гадость; Сатурн и Рума и во снах не желающие явить свои божественные лики героям; Монстр и Калимнула со своим бесплотным войском выжигают до основания Вьену, а ее жителей безжалостно убивают, проливают невинную кровь, затем обнаруживают магическое святилище, вступают в бой с его стражами – медными готрельскими драконами – и кромсают оживший металл на куски, капище оставляют в руинах; золотые факелы гаснут, искажая время и пространство; оставшиеся в живых после побоища, находясь в жалком состоянии, не обращая на проливной дождь, молча проклинают Бэрайю, Драйя тихо плачет, зовя своего недавно обретенного любимого, Дивони угрюмо и молча стоит на пепелище сожженного княжеского дома, и лишь Старый Жрец шепчет заклинания, дающие неведомо кому мужество, стойкость и мудрость…