Пантера - ярость и страсть

В тот момент, когда он увидел меня, в глаз ему пулей влетела пущенная мной сухая еловая шишка. Он сразу закричал и схватился за лицо, бросив пистолет, а я, оттолкнув его, стремглав кинулась прочь, петляя меж деревьями. Мне уже было ясно, что Валерика не убьют, пока какая-то там Зойка не даст на это разрешения, значит, я могла спокойно убегать. Через полминуты я уже слушала редкие выстрелы и громкое матюганье с другого конца посадки. Они не стали за мной гнаться, потому что, видно, я была им совсем не нужна, или решили, что пешком я все равно далеко не уйду, ведь до Москвы черт знает сколько километров. А может, просто им вообще все было до фени в этой жизни...

4

Я видела, как на опушке они швырнули бесчувственное тело Валерика в багажник "Вольво", будто мешок картошки, как подъехала "девятка" и они вместе умчались в сторону деревни, поднимая клубы пыли. Можно было лишь догадываться, что ждет теперь несчастного парня. Видимо, ему еще никогда в жизни не приходилось иметь дело с подобными типами, он не знал, как вести себя с ними и что в таких случаях делать. Мужество, если какие-то зачатки и были в нем вообще, оставило его еще в Москве, и сейчас он вполне мог умереть от разрыва сердца, когда мозг устанет бояться этих грубых и безжалостных тварей. Если такие, как Валерик, случайно попадают за решетку, да еще в одну камеру с прожженными урками, они сразу ломаются, становясь или "шестерками", или самоубийцами, или сходят с ума. Здесь несколько иной случай, но все равно такое испытание явно не для маменькиных сынков. Нужно срочно спасать паренька, пока с ним не сотворили что-нибудь страшное и непоправимое.

Подождав, когда уляжется пыль на грейдере, я двинулась к полю, где потеряла свои туфли. Отыскав их, выбралась на проселочную дорогу, по ней вышла на грейдер и пошла, не скрываясь ни от кого, в поселок, на безлюдную центральную улицу.

Добравшись без приключений до окраины, я остановилась. Дом, в котором нас держали, я узнала сразу. Он был четвертым от края и отличался от остальных, ветхих и убогих, своими размерами и ухоженностью. Если бы дело происходило где-нибудь в конце двадцатых годов, я бы решила, что там живет кулак. Отсюда не было видно, что происходит во дворе, и только теплый летний ветер доносил оттуда громкие звуки музыки. На дороге в пыли валялись куры, в канаве копошились утки и гуси. Людей видно не было - то ли все вымерли, то ли разбежались от выстрелов по домам. Свернув к крайнему домику на другой стороне улицы, я вошла в покосившуюся калитку и по выложенной камнями дорожке потопала к двери. Большая и грязная псина, лежавшая около своей конуры, построенной, наверное, в одно время с домом, то есть лет сто назад, лишь лениво подняла лохматую голову, сонно похлопала глазами и снова предалась воспоминаниям, уложив морду на лапу. Без стука открыв дверь, я вошла в низкие сени, распахнула еще одну дверь и очутилась в маленькой комнате с низким потолком и русской печью в полстены. За столом у окошка сидел худосочный дедок и не мигая смотрел на меня.

- Привет, дедуля, - хрипло поздоровалась я и прокашлялась.

- Здорово, коль не шутишь, - проскрипел он, не шевелясь. - Чё надо?

- Воды попить, если можно. - Я устало опустилась на табуретку у стола и оттянула пальцами прилипшее к голой груди платье. - Фух, запарилась вся.

- Вода в сенцах, в ведре, - спокойно сказал он. - Надо бы до колодца сходить, свежей принести, а то эта согрелась за день. Да мочи вот нету никакой.

- Ничего, мне и такая сойдет.

Я поднялась, вернулась в сени, отыскала в темном углу ведро, набрала целый ковшик и сделала несколько глотков теплой, не пахнущей хлоркой, мягкой воды. Потом ополоснула лицо и сразу почувствовала облегчение и бодрость. И пошла к деду.

- А кто вон в том доме живет? - Я показала в окно, где виднелся трехэтажный кирпичный особняк, до отказа набитый бандитами.

- А как же ты не знаешь, если сама оттелева надысь сбежала? усмехнулся дедок.

- А ты откель знаешь, деда? - перешла я на его диалект. - Шпионишь, стало быть?

- Гляделки тренирую от безделья, - охотно пояснил он. - А там Зойка живет со своими оглоедами. Фермерша она, ядрена корень, а они работники ейные кобели то есть.

- Ну-ка, расскажи мне про них, дедуля, а то, смотрю, тебе и поделиться не с кем, - попросила я, удобнее устраиваясь на табуретке, чтобы видеть, что происходит во вражеском лагере.

- А че рассказывать? - хихикнул дед, оживляясь. - Стерва она - вот и весь сказ. Все земли нашенские в аренду взяла вместе с деревней, а мы, старики, теперь голодные сидим. Обещалась кормить, пенсию выдавать, то да се, а сама и на бутылку не даст, кобра! Поля вон вишь, незасеянные стоят, землица сохнет, а ей хоть бы хны. Понабрала вокруг себя мужиков, они только ее и обхаживают, а не землю, значить. Кутят круглые сутки, водку жрут да баб привозят. Весело живем. - Он вздохнул. - А ты, стало быть, не захотела с ними резвиться, али как?

- Ой не захотела, деда. Они меня силком привезли, а я сбежала. Теперь вот думаю, как отомстить. Не подскажешь ничего?