Пантера Людвига Опенгейма

– Справка из «Королевского двора», которую вы получили от моего брата, совершенно верна, – три дня спустя сказал Астольф Грумм, когда Давид уселся в предложенное ему кресло. – Колоду карт, выпущенную тиражом в тысячу экземпляров ровно сто двадцать лет назад, нарисовал действительно Бертольд Ван-Вербейн – мастер миниатюры из Пальма-Амы, голландец по происхождению, выписанный герцогом Генрихом Ронвенсаром. – Астольф Грумм улыбнулся. – Итак, нас интересует, выдумал ли художник свои персонажи? Нарисовал их с натуры или скопировал портреты? Я пристально изучил лица всех четырех очаровательных женщин. В обычной колоде все они – близняшки, но не в этой! То же касается и мужчин – королей и валетов. Ниточка потянулась с короля пик – им оказался герцог Карл Ронвенсар, дед Генриха, благодетеля художника Ван-Вербейна! Мне оставалось обратиться к той эпохе, когда жил герцог Карл, тем более что костюмы его эпохи полностью соответствуют костюмам карточных персонажей.

Астольф Грумм встал из-за стола и подошел к стульям, на которых стояли задрапированные полотна. Выждав паузу, архивариус сдернул материю с первого полотна. Перед Давидом оказался портрет светской красавицы в высоком седом парике. Пышная грудь ее была убрана крупными нитями бриллиантов.

Давид нахмурился – лицо дамы показалось ему очень знакомым.

– Кто она? – вставая, спросил он.

Астольф Грумм улыбнулся:

– Не узнаете?.. Что ж, я познакомлю вас. Принцесса Матильда Ронвенсар. Или – очаровательная бубновая дама.

Подойдя к полотну, Давид живо кивнул:

– Верно, теперь я узнал ее!.. Но… вы хотите сказать, господин Грумм, что отыскали и… даму пик?

Давид смотрел на полотно, стоявшее рядом, к которому уже тянулась рука архивариуса.

– Да, я хочу сказать именно это, господин Гедеон, – пальцы хозяина кабинета так же ловко зацепили край материала на втором полотне. – Итак, господин Гедеон…

Материал дрогнул и мягко соскользнул вниз… На Давида, в окружении трех дам, одной из которых была уже знакомая ему «бубновая» принцесса, смотрела Лейла! Не дама пик, похожая на живой оригинал, но подлинная Лейла, почти живая, написанная рукой настоящего мастера!

– Вы хотите сказать, что этой картине двести лет? – спросил Давид.

Астольф Грумм вежливо поклонился:

– Двести один год! Вы, господин Гедеон, конечно, хотите узнать, кто эта прекрасная дама с роковым взглядом? Представлю и ее с радостью: камер-фрейлина принцессы Матильды Ронвенсар – баронесса Аделаида Морр.

В платье XVIII века, Лейла смотрела на него со своей обычной улыбкой – холодной насмешницы, улыбкой, так искусно схваченной гениальной кистью… Но, оторвав взгляд от ее лица, Давид увидел другое, чего не заметил в самом начале; у самых ног принцессы, среди водопада ее розового платья, в траве лежал пес – белоснежный королевский пудель…

– Вы уже догадались? – спросил Астольф Грумм.

– О чем вы? – обернулся к нему Давид.

– Посмотрите на этих дам повнимательнее, господин Гедеон. Ну же? – Лицо Давида озарила догадка, но Астольф Грумм опередил его. – Вот именно – все четыре дамы из вашей колоды! Как видно, для Ван-Вербейна этот групповой портрет был просто находкой! Итак, дама треф – маркиза Камилла Ваарден. Дама червей – графиня Лудовика Санегская. Так вот, история с этим групповым портретом – всего лишь начало другой истории, которая, несомненно, покажется вам любопытной, каковой она показалась и мне. Да вы садитесь, садитесь!

Астольф Грумм вернулся за рабочий стол, Давид опустился в кресло.

– Теперь пришло время письменных свидетельств интересующей нас эпохи, – сказал архивариус. – Блестящей мемуаристкой своего времени оказалась наша очаровательная знакомая – маркиза Камилла Ваарден, дама треф, обладательница голубой розы. Судя по ее перу, это была остроумная и жизнерадостная женщина. И самые интересные эпизоды ее писем связаны с баронессой Морр.

Астольф Грумм открыл деревянную коробку, украшенную резьбой, и вытащил оттуда очень старое, пожелтевшее от времени письмо.

– Вот отрывок из письма Камиллы своему другу графу Кристоферу Гранадскому, – бережно развернув листок, проговорил Астольф Грумм. – Послушайте: «Любезный Кристофер, вы вновь спрашиваете, как поживает наша великолепная баронесса? С радостью успокою вас: она жива и здорова. И, конечно, неподражаема умна. Если кто и может ответить ей на колкость достойно, то это все тот же Робер Валантен, наш художник и дуэлянт. Все остальные мужчины боятся ее. Кстати, наш загадочный “Р.В.” – господин Валантен обещал написать новый портрет Матильды, но она сказала, что собирается пригласить позировать трех своих любимиц: баронессу Морр, меня и Лудовику…»

Астольф Грумм свернул письмо, выудил из коробки другое, заранее приготовленное, и сказал: