Пантера Людвига Опенгейма

– Осторожнее, господин Гедеон! Самоубийство – смертный грех!

Давид, стоя едва ли не на цыпочках, осторожно скосил глаза влево. Лезвие, гарда, кожаная перчатка. Рыжеусый господин улыбался ему, обнажив желтые зубы. Левый глаз Себастьяна сверлил противника, правый – не видел ничего.

Он попросту был стеклянным!

– Тсс! – произнес тот, и левый ус его нервно дрогнул. – Будь у вас, господин Гедеон, тысяча глаз, десять тысяч, сто, я бы все равно видел лучше своим одним! И хотя вы моложе меня, я всегда опережу вас на тысячу шагов!

– Не выдавай всех своих тайн, Себастьян, – усмехнулась г-жа Элизабет. – Не стоит. Тем более – господину Гедеону. Он только хочет выглядеть таким простаком.

На этот раз дрогнул правый ус слуги:

– Слушаюсь, моя госпожа.

За спиной Давида послышались шаги.

– Чемоданы готовы, – голос принадлежал одному из слуг-близнецов. – Выносить?..

Иллюзионистка обернулась в зал, кивнула:

– Да, пора. Через пять минут мы уезжаем.

Г-жа Элизабет взяла трость, что была прислонена к краю зеркала, подкинула ее, ухватила за тонкий конец так, что трость превратилась в изящную булаву.

– Прекрасное зеркало, не правда ли? – спросила она, глядя в глаза Давида. – Увидеть себя превратившимся в обезьяну – не каждому по силам. Когда-то художник Робер Валантен искусно потешил двор Матильды Ронвенсар с помощью такого зеркала! Правда, то зеркало было в его альбоме. Не слышали? – занятная история. Роберу пришлось уехать – уехать навсегда. Чтобы создать в снегах Восточной Европы блистательный триптих, который он назовет «Последняя Жатва»… А вот я решила взять трюк с зеркалом на вооружение. Судя по реакции зрителей – фокус оправдывает себя!

Она замахнулась, точно хотела ударить Давида, но грозная звериная морда из слоновой кости угодила ровнехонько в середину зеркала. С оглушительным грохотом оно раскололось, большими и крошечными осколками осыпалось на пол… В пустой раме теперь бледнел серый картон.

Клинок в руке Себастьяна подпирал подбородок Давида, тянул его вверх.

– Но ведь вы завоевали пространство и время! – хрипло процедил Давид. – У тебя… это получилось.

– У меня получается все, что я захочу, милый Давид, – проговорила женщина. – Опусти клинок, Себастьян… Наш гость будет вести себя смирно.

Медные усы Себастьяна нервно дрогнули, клинок уперся острием в дощатый пол сцены. Давид потер подбородок, посмотрел, нет ли крови.

– Ювелирная работа, – сообщил ему Себастьян и едва заметно, точно подтверждая слова, поклонился своей госпоже.

– Лучше подумай о другом, Давид, – продолжала г-жа Элизабет, – о чем я уже говорила: верил ли Некто, гордый и свободный, презревший власть Творца, что сможет покорить пространство и время? Верил ли он, что две эти субстанции в его власти? Или… боялся того неведомого, что зовется смертью? И что последует за ней? Ты должен был думать об этом! Размышлять, не спать ночами!

– Разве мое слово что-нибудь значит? – усмехнулся Давид. – Вы же и так знаете все мои чувства и мысли, госпожа Элизабет?

Она кивнула: