Босс принялся за свои каракули. Это означало, что дело его заинтересовало и он начал размышлять. Я видела, как в его огромной кудрявой голове прокручиваются различные версии и объяснения происходящего, но, судя по всему, ничего путного в нее не приходило. Наконец он спросил:
— А о чем они с вами разговаривают?
— О разном, Родион Потапыч! — обрадованно вскинулся старик, видя, что детектив сломался. — Чепуху всякую мелют в основном.
— А вы им что говорите?
— Ничего! Они и слова вставить не дают, все больше сами тараторят, ничего слушать не желают. Но ведь трубку не бросишь — все же родня какая-никакая, хоть и мертвая. Я их, честно-то говоря, и при жизни не особенно терпел и жаловал, но всегда делал вид, что они мне нравятся, подлаживался под них, значит, чтобы не обидеть, так вот… — он смущенно провел рукой по редким седым волосам.
— Ну а у вас самого есть какие-нибудь мысли на этот счет?
— Я же говорю: уже и не знаю. Сначала думал, разыгрывает кто-то, а потом, когда вслушался, понял, что нет, это точно они и никто другой, — такие подробности моей биографии рассказывают, что только покойники да я знали, во как! Выходит, что они это и есть, не иначе.
— А телефон не пробовали отключать?
— Как же это я его отключу? — удивился дед. — Я уже полгода жду, когда пенсию давать начнут, сами знаете. Они позвонить должны и на почту пригласить. Вот и хватаю трубку каждый раз как заведенный.
— Что, и ночью могут сообщить?
— А кто их теперь знает, с этой демократией? — вздохнул дедок. — Пускай хоть и ночью, лишь бы платить начали.
Повертев в руках карандаш, босс тихо сообщил:
— Ну хорошо, Семен Петрович, я как-нибудь зайду к вам…
— Вот только не надо вот этих «как-нибудь»! — громко запротестовал дед. — Вы же не бюрократы какие, как все вокруг!
Босс слегка порозовел, то ли от стыда, то ли от похвалы, поскреб подбородок и смущенно проговорил:
— Знаете, чем меня пронять, уважаемый. Ладно, идемте прямо сейчас, поболтаем с вашими покой…
На столе зазвонил телефон, и он с облегчением схватил трубку. Я поняла, что, даже если там ошиблись номером, он все равно сейчас сообщит старику, что его срочно вызывают по неотложным делам. Так оно и случилось. Положив трубку, он с сожалением протянул:
— Извините, меня срочно вызывают в мою школу. Там произошло ЧП…
— Давайте я схожу, босс? — предложила я,
пожалев несчастного старика. — Проверю все и доложу вам.
— Вы не против? — живо спросил он, посмотрев на деда.
Тот только пожал плечами.
— Мне все одно, лишь бы польза была… Босс спешно ретировался, а я отправилась к деду домой слушать покойников.
Семен Петрович Поликарпов жил в старом пятиэтажном доме, одном из тех, что окружали наш офис. Постройки были еще дореволюционные, добротные, с широкими лестницами и облезлым фасадом. В подъезде даже имелась каморка для консьержки, в которой легко могла бы разместиться молодая семья из четырех человек. Консьержка, по понятным причинам, отсутствовала, вместо нее в комнат? стояли детские коляски. Квартира старикана третьем этаже оказалась такой же просторной, как и лестничная площадка, с высоченными потолками, громадной прихожей, из которой в разные стороны уходили двери четырех стариковских комнат. Мебель была ровесницей дома — такая же обветшалая, потемневшая от времени и долгого пользования, от нее исходил невыносимый запах древности и плесени. Все здесь, включая самого хозяина, было очень старым, отжившим свое, но еще не умершим. Паркет, истертый в некоторых местах буквально до дыр, давно потерял свой цвет и блеск, обои превратились в ингредиент штукатурки, и даже лампочки, ввинченные в черные патроны без люстр, светили как-то устало и нехотя, словно из последних сил.
Попав в квартиру, дедок сразу же вписался в нее и стал почти незаметен в родной обстановке. Усадив меня рядом с тумбочкой в холле, на которой стоял удачно подобранный в начале века под мебель древний телефон со здоровенной трубкой и металлическим наборным диском, он посеменил на кухню заваривать чай. Телефон пока молчал. Минут через десять старик принес две чашки ароматного, крепко заваренного чаю, придвинул к тумбочке еще один скрипучий стул, и мы стали вместе, обжигаясь кипятком, таращиться на аппарат.
— Где это вы такую квартирку надыбали? — поинтересовалась я.
— После войны досталась, — с гордостью ответил он. — Тогда такого добра много было, не то что сейчас, любую выбирай. Я к тому же майором был, с орденами да медалями, с ранением. Вот мне и выделили вместе с мебелью эти хоромы. А чем плохо-то…
Тут телефон, подпрыгнув, оглушительно заверещал, и дед дрожащей рукой схватил трубку.
— Алло, слушаю! — прокричал он, испуганно глядя на меня. — Кто говорит? — И беспомощно пролепетал, протягивая ее мне: — Брательник из Саратова.
Взяв трубку, чувствуя холодок в спине, я опасливо приложила ее к уху и стала слушать. В какой-то момент мне действительно показалось, что говорят из преисподней — голос был приглушенным, сиплым и шел откуда-то издалека: