Пантера: время делать ставки

— Меня тоже, если судить по рассказу. Ладно. Подведем промежуточный итог. Хотя, конечно, подводить особо нечего. Можно только выделить векторы дальнейшей работы. Ты, Мария, проверишь эту «Скорую» и побеседуешь с этим сердечником Гириным.

— Кстати, он живет прямо над Сванидзе.

— Далее. Этот Звягин и Камилла Сереброва… попытайся последить за их, так сказать, жизнедеятельностью в ближайшее время.

— Боюсь, это будет довольно затруднительно.

— Ничего. И не такое проворачивали. Тем более что удалось же уследить за ними семилетнему Илюше.

— Илюша вообще прыткий паренек, — угрюмо сказала я.

— Это верно. Значит, тебе все ясно?

— Так точно! — по-армейски ответила я.

— А я тем временем займусь архивами. В частности, изучением дела об убийстве Игоря Викентьевича Звягина в июне этого года. Несложно догадаться, что оно повисло «глухарем». Убийцу так и не нашли. Пока — не нашли. Но есть показания персонала клиники, в которой работал доктор Звягин. В этих показаниях отмечено, что из больницы исчез один из пациентов, помещенный туда еще в мае. Личность этого пациента в документации никак не засвечена, хотя это и положено. В клинике, конечно, блюдется строгая анонимность, потому как там часто лечатся знаменитости, разные эстрадные звезды, актеры и так далее. Но даже они фиксируются в больничной документации: кто, кому, как, какая операция, кто оперировал, кто ассистировал. А этот пациент находился в клинике более двух недель, и его лица никто не видел. Медсестра, приставленная к одиночной палате, в которую поместили этого таинственного пациента, показала, что никогда не видела его лица. Она полагает, что лицо было сильно изуродовано. Впрочем, эти выводы она сделала только на основании того, что голова человека была забинтована плюс наложена постоянная медицинская маска. На основании того, что пациент был положен в клинику без отметок в документации и оперировался лично доктором Звягиным, — продолжал Родион, — я делаю вывод, что это личный и очень близкий знакомый доктора. Более того, доктор этому человеку обязан. Да, все говорит именно за это. Пожалуй, убийца — именно этот незнакомец.

— И у вас есть предположение, кто это?.. — осторожно спросила я.

— Конечно, есть.

— И?..

— Это недоброжелатель доктора Звягина, — с лукавой улыбкой ответил Родион Потапович, — то, что он его убил, говорит о том, что относился он к доктору не лучшим образом.

— Издеваетесь, босс? — проговорила я. — Чудно. Ну что ж, пожелайте мне удачи в бою, как пел Цой. Пойду наводить справки о той «Скорой», что приезжала на выезд к Гирину.

* * *

На врачей удалось выйти только на следующий день.

— Да, я был у этого… как его… Гирина, — сказал сухопарый врач, — а в чем, собственно, дело?

— Я из милиции, — коротко сказала я и предъявила одно из своих «липовых» удостоверений. — Мне хотелось бы знать, во сколько вы приехали на выезд к Гирину.

— Гм… — пожал плечами сухопарый, — а кто его знает. Это водитель наш, Славка, должен знать. А мое дело — лечить.

— Понятно. Когда вы были в подъезде дома Гирина и возле этого подъезда, вам не приходилось видеть вот этого мальчика?

И я протянула врачу «Скорой помощи» фото Илюши Сереброва, влепив настороженный взгляд в лицо медика. Тот взял фотографию, глянул на нее и снова пожал плечами с совершенно равнодушным видом:

— Да не видел я его. Нет.

— Припомните.

— Не видел. Разве что Ося Колобок, санитар, видел. Щас позову. О-ося!

Вызванный санитар Ося, он же Иосиф Колоб, оказался рыжим детиной под два метра ростом и со здоровенными, до пояса оголенными ручищами, густо поросшими рыжей шерстью. Он походил не столько на медработника, сколько на мясника со скотобойни. Если представить себе собирательный образ «пожирателя детей», то санитар-мясник Ося подходил к нему идеально.

Фотографию Илюши он разглядывал, верно, с полчаса. И сбоку, и с оборотной стороны. При этом он пришлепывал губами, и от него шел устойчивый запах медицинского спирта. Этот запах был самым медицинским из всего, что было в его облике.

— He-а, — наконец сказал Ося. — Не было такого. А что, умер, что ли? Вроде свеженький.

И он непонятно к чему захохотал. Спиртовое веяние усилилось. Я была мало склонна воспринимать сомнительный юмор Оси и сказала:

— Значит, не видели?

— А на кой он мне? — сказал гражданин Колоб. — Я заправлялся. Работа у нас нервная, без спиритуса вини денатурати, — щегольнул он ломаной латынью, — недолго и остекленеть. Вот и лечил нервы.

— Вы мало похожи на человека, у которого расстроены нервы, Иосиф, — сухо отметила я.

— Правда? — пробасил тот. — Ну, будем считать, утешила, родная. А тебя как зовут? — приступил он ближе.

— Ося, не шали, — предостерег его сухопарый врач, — товарищ — из милиции. Иди вон к Таньке из кардиологии клейся.

— Яволь, барин, — козырнул веселый санитар, похожий на мясника, и удалился. Следующим собеседником оказался водитель Слава. Этот был куда менее несносен и огромен, чем санитар Ося, и отвечал хоть и без особой охоты, но быстро и четко.