Панцирь великана

– Ну-с, если не желаете, чтобы вас здесь заперли на всю ночь, то лучше уходите, – заметил он.

– В карцер, сэр? – пролепетал мальчик.

– Вы, полагаю, знаете дорогу? Если же нет, то я могу вам её показать, – вежливо произнёс старый джентльмен.

– Но право же, – молил Лангтон, – я ничего не сделал. Меня втолкнули.

– Кто втолкнул вас? Ну-с, довольно, я вижу, что вы собираетесь лгать. Кто вас втолкнул?

Было весьма вероятно, что Лангтон готовился солгать, – кодекс его понятий дозволял это, – но что-то ему, однако, помешало.

– Я знаю этого мальчика только по имени, – сказал он наконец.

– Прекрасно; как его зовут по имени? Я его пошлю в карцер вместо вас.

– Я не могу вам этого сказать, – прошептал мальчик.

– А почему, нахал вы эдакий? – вы ведь только что сказали, что знаете.

– Потому что это было бы неблагородно, – смело ответил Лангтон.

– Ага, неблагородно? – повторил старый Джемми. – Неблагородно, как же! Так, так, я стар становлюсь и совсем забыл про это. Может быть, вы и правы. А оскорблять старика, это благородно по-вашему? Итак, почему вы хотите, чтобы я вас освободил от наказания?

– Да, потому что я не виноват.

– А если я это сделаю, то вы завтра влетите сюда, крича мне «Улитка»… нет, я забыл, «Креветка» – это, кажется, ваше любимое прозвище?

– Нет, я этого не сделаю, – отвечал мальчик.

– Ладно, поверю вам на слово, хоть и не уверен, что вы того стоите.

И он разорвал роковую бумажку.

– Бегите домой пить чай и не надоедайте мне больше.

Лангтон убежал, не веря своему счастью, а старый м-р Шельфорд запер стол, взял большой дождевой зонтик с крючковатой ручкой, который получил странное сходство с своим хозяином, и ушёл.

– Вот милый мальчик, – бормотал он, – не лгун, кажется? Но, впрочем, кто знает: он, может быть, всё время водил меня за нос. Он способен, пожалуй, рассказать другим, как он перехитрил «старого Джемми». Но отчего-то мне кажется, что он этого не сделает. Мне кажется, что при моем-то опыте я могу отличить лгуна.

Тем временем Марк вернулся в свой класс. Один из привратников догнал его и подал записку, которую он поспешно распечатал, но увы! разочаровался. Записка была не от комитета, а от его знакомого Голройда.

«Любезный Ашбёрн, – стояло в записке, – не забудьте своего обещания заглянуть ко мне, возвращаясь домой. Вы знаете, это ведь будет наше последнее свидание, а у меня есть до вас просьба, которую я выскажу, прежде чем уехать. Я дома до пяти часов, так как буду укладываться».

«Я сейчас отправлюсь к нему, подумал Марк, надо проститься с ним, а возвращаться для этого нарочно после обеда слишком скучно».

Пока он читал записку, мимо него пробежал юный Лангтон, держа в руках ранец и с весёлым и благодарным лицом.

– Извините, сэр, – сказал он, кланяясь, – ужасно вам благодарен за то, что заступились за меня перед м-ром Шельфордом: если бы не вы, он ни за что не простил бы меня.

– Ага! – проговорил Марк, вдруг вспоминая о своей милосердной миссии: – конечно, конечно. Так он, простил вас? Ну, очень рад, очень рад, что мог быть вам полезен, Лангтон. Нелегко было отделаться, не так ли? Ну, прощайте, бегите домой и потвёрже выучите своего Непота, чтобы лучше, чем сегодня, ответить мне урок завтра.

Марк, как мы видели, был не особенно жарким адвокатом мальчика, но так как Лангтон, очевидно, думал противное, то Марк был последним человеком, который бы стал выводить его из заблуждения. Благодарность всегда приятна, хотя бы была и не совсем заслуженная.

«Клянусь Юпитером, – сказал он сам себе не то пристыжённый, не то рассмешённый: – я совсем позабыл про этого мальчишку, бросил его на произвол стараго рака. Но конец венчает дело!»

В то время как он стоял у решётки подъезда, мимо медленно прошёл сам мистер «Креветка», с согнутой спиной и безжизненными глазами, рассеянно устремлёнными в пространство. Быть может, он думал в эту минуту, что жизнь могла бы быть для него веселее, если бы его жена Мэри была жива и у него были сынки в роде Лангтона, которые встречали бы его после утомительного дня, тогда как теперь он должен возвращаться в одинокий, мрачный домик, который он занимал в качестве члена капитула ветхой церкви, находившейся рядом.

Но каковы бы ни были его мысли, а он был слишком ими поглощён, чтобы заметить Марка, проводившего его глазами в то время, как он медленно спускался с каменных ступенек, ведущих на мостовую.

«Неужели и я буду похож со временем на него? – подумал Марк. Если я пробуду здесь всю свою жизнь, то чего доброго и сам стану таким же. Ах! вот идёт Джильбертсон… я от него узнаю что-нибудь на счёт моей пьесы».

Джильбертсон тоже был учителем и членом комитета, распоряжающегося святочными увеселениями. Он был нервным, суетливым человеком и поздоровался с Марком с явным смущением.

– Ну что, Джильбертбон, – произнёс Марк как можно развязнее, – ваша программа уже готова?

– Гм… да, почти готова… из… то есть, не совсем ещё.

– А что же моё маленькое произведение?