Панург и его бараны

Я сделал шаг назад, чтобы иметь возможность держать в поле зрения обоих, но провалился ногой в какую-то ямку. На ногах устоял, но моё резкое движение руками, когда я пытался удержать равновесие, видимо напугало и спровоцировало их. Тот, что был в очках, ударил меня кулаком. Не успевая увернуться или прикрыться руками, я наклонил и слегка бросил голову навстречу его кулаку. «Разбивай себе костяшки. Посмотрим, что крепче: фаланги твоих пальцев или моя лобная кость?» – думал я абсолютно спокойно. Второй из темноты попробовал сбить меня ударом ноги, но попал в плечо. Как же медленно я двигался! Я мог только упрямо наклонять голову, подставляя свой лоб или прикрывая челюсть плечом, но все мои удары были мимо цели. Ни разу я не попал, ни единого раза! Впрочем, их удары тоже не наносили мне существенного урона. То ли темнота была тому причиной, то ли полное неумение драться всех участников, но бесконечно это продолжаться не могло. Их было двое, и они мелькали передо мной и кружили вокруг меня, надеясь запутать или взять измором. Я же, со своей стороны, старался беречь силы и не делать лишних движений, если не был уверен, что это необходимо. Когда один из них приближался слишком близко, я наносил удар, которым не попадал по противнику, но заставлял его разорвать дистанцию и отойти на безопасное расстояние. И тогда меня атаковал второй. Он был повыше, и руки у него были длиннее, но полагался он на удары ногами, которые влетали в меня, как торопящийся к выходу пассажир вагона метро. Наконец, первый, после очередного удара ногой товарища, когда я покачнулся и опустил руки, сократил дистанцию и ударил меня в левую бровь, но при этом он оказался слишком близко, и я схватил его за куртку, пытаясь повалить на землю, и в этот же момент почувствовал руки на своих плечах, которые тянули меня назад, а потом сомкнулись на моем горле стальным зажимом, и тот, кому эти руки принадлежали – высокий парень с тёмными волосами, лица, которого я так и не увидел – повис на мне всем телом и я сам оказался на земле.

Наверное, эти двое были похожи на футболистов сборной России, пытающихся бороться за мяч на раскисшем поле стадиона «Локомотив», когда били меня ногами. Они поскальзывались, мешали друг другу, и даже падали на меня, но не могли ударить из всей силы. И мне тоже не удавалось встать или повалить кого-нибудь из них на землю. Наконец они сообразили, что лежачего можно бить руками, и на меня посыпался град ударов. Не могу сказать, что было очень больно, но я всё больше стал терять связь с реальностью, и понимал, что если ничего не изменится, то дело моё совсем плохо. В какой-то момент я подумал, что потерял сознание, потому что больше не чувствовал ударов по голове, но снег, всё также холодил затылок, а надо мной по-прежнему светила луна. Только из жёлтой она стала красной, а потом голубой. Я приподнял голову и увидел лицо девушки. В лице смешались печаль и удивление, она смотрела прямо пред собой, туда где продолжалась возня и мелькали тени, правда, я в этой возне, уже не участвовал. Потом она развернулась и медленно побрела прочь. Шум на поляне смолк, крики боли, злости и страха постепенно удалялись от меня, и мне показалось, что я остался один. Но это было не так: ко мне кто-то приближался, этот кто-то склонился надо мной и приподнял мою голову:

– Габриэль, мой господин, вы живы? Я знал, что найду вас!

Панург

Войдя в таверну, Панург увидел, что там полно народу.

– Смотрите, кто пришёл?! – завопил, увидев его, Жан Жак Кошон. – Сейчас повеселимся! Панург, расскажи нам, как ты смылся с турецкого вертела!

Жан Жак был толст и пьян, добродушен и воинственен, щедр и памятлив – то есть, типичный крестьянин, разбогатевший чуть больше своих соседей и поэтому одинокий. Он готов был угостить любого, понравившегося ему, но никогда этого не забывал. Рад был посмеяться над кем угодно и даже над собой, но если не поймёт шутки, то будет уверен, что его хотят оскорбить. Мог выпить хоть целую бочку, но остановиться в ту же секунду, когда кончится закуска.

– Расскажи нам хорошую историю! – кричит он на всю таверну.

– Он рассказывал их тысячу раз, – проворчал Пьер Елансе, сосед Жан Жака. Он боялся, зная аппетит Панурга, что тот выпьет слишком много вина за счет Жан Жака, и этим исчерпает его щедрость, ведь и он сам пил сегодня за его счёт. Этого боялись и все остальные:

– Вот уж действительно! – заговорили все присутствующие, – Сколько можно слушать одно и тоже.

– Вот если бы он рассказал что-то новенькое, – подал из угла голос хромой Гастон, в котором любопытство брало верх над жадностью. – Тогда другое дело.

Жан Жак и, все кто были в таверне, уставились на Панурга.