Пап…

– Да, воспоминаний про цирк, конечно, много! Очень интересно было мне там работать. А каких только интересных людей не встречал! Особенно мне запомнился Запашный. Известнейший дрессировщик. Мы много с ним говорили и о тиграх, и о медведях, и вообще о живности и особенностях их дрессировки и непростых характерах. Интересно. Да и все артисты очень интересные люди. Адский труд у них! Тяжелый и интересный! Так что, где я только не работал! Почитай, до 70 лет без перерыва. Если б не ограничения по зарплате, наверное, был бы уже миллионером! Да и стаж, слава богу, солидный. Военное училище, война, служба в армии, СМЕРШе, ОББ (отдел УГРО по борьбе с бандитизмом), 13 лет зам. Председателя Крайсовета «Динамо», ну, дальше СУ-7,«Экран», зам. Директора, цирк… Вот мой послужной список! Солидный, да? Имею я право на отдых? Мы вас с Женькой вырастили, воспитали, выучили. Вы хорошо пристроены, у вас свои семьи, интересы, города. Мы всегда вам рады, приезжайте в любое время. Встретим, приветим, накормим, напоим! Но только живите отдельно. Мы вам не мешаем и вы нам не мешайте. Мы с матерью хотим отдохнуть, побыть вдвоем хоть на старости лет. Не волноваться, не переживать. Главное, чтобы у вас было все в порядке, да и мы не болели. Вот чего мы хотим. А вас мы очень любим и всегда рады общению.

Ты знаешь, – задумчиво протянул отец, – мы с матерью прожили хорошую жизнь и мы ни о чем с ней не жалели и не жалеем. Все под богом ходим! А тут он, вроде бы всю жизнь к нам лицом, что ли? Вот я после войны жив остался, на Севере туберкулезом переболел – тоже выжил, хотя практически никто после этого не выживал. В ДТП попал, помнишь? Да. Когда из «Волги» «динамовской» вылезал, а водитель троллейбуса не заметил, что мы остановились, да со всего ходу – и в нас! Я только наполовину вылез из дверей и – на тебе! Ты еще на 3 курсе училища был, а я – в краевой больнице в реанимации. Между плеврами в легком огромная гематома образовалась и застыла, так что, откачать ее врачи не смогли. Вот и пришлось еще раз меня резать пополам и вырезать ее оттуда. Слава богу, и после этого остался жив. Без пяти ребер, разрезанный и зашитый вдоль и поперек, как чучело какое, да еще и с кучей мелких ранений. И все – живой! Как тут в бога не поверишь? Бережет он меня. И, хорошо бы, всех вас, родных! Вот скоро и юбилей – 75 лет! Вы должны все приехать ко мне: и Женька, и Люда, и Саша, и ты с Инной. Обещаете?

– Я уверенно кивнул.

– Ну и добро! До восьмидесяти я уже не дотяну, а до 75-ти – постараюсь.

– Брось ты! Дотянешь ты и до восьмидесяти и больше. Ты на себя посмотри!

Отец как-то грустно и обреченно мотнул головой. И была в этом жесте какая-то грусть и одновременно, уверенность в том, что моим словам не суждено будет сбыться. Как будто бы знал он один все, что должно произойти, но никому не хотел об этом говорить.

Это был наш с ним последний разговор вживую. До 75 отец не дотянул. Совсем немного. 40 дней… Вот мы и встретили этот долгожданный им юбилей на кладбище с его друзьями. В поминках. Только, без него. А ночью мне приснился отец. Он стоял в подъезде между 1 и 2 этажом нашего дома в своем сером послевоенном плаще, небритый, с каким-то извиняющимся видом. Я позвал его домой. Он не ответил и остановился. И тут он заговорил, хотя рот его не открывался, но я слышал и понимал каждое его слово.