Папа?

Жители Могоя негодовали, куда я мог пропасть. Версию о том, что сбежал или переселился, почти никто не рассматривал, так как хорошо знали мою привязанность к родному месту. Как-то пытались выяснить, что же такое могло случиться – спрашивали у водителя, что привозил хлеб из города, но тот ничего не знал. Мало старались, раз в итоге ничего не узнали.

Оксану стали часто замечать в компании мужиков. Её любовь к Боброву быстро остыла, и она переключилась на другого. Многие люди старшего поколения порицали её за это, дескать, муж у тебя есть, чего это ты бегаешь на стороне? Ответ на это у неё был всегда один: я её бросил, вот она и делает, что хочет.

У неё появлялось всё больше всяких красивых блестящих побрякушек. Все понимали, что это любовники балуют её, но когда подруга поинтересовалась, откуда у неё такие прелести, заявила, что находит на дороге. Никто не поверил в эту чушь – чтобы кто-то оставил на дороге такие ценности? – кроме Сергея. По его словам, ему эта история совершенно не нравилась.

Куролесила Оксана в своё ненасытное удовольствие так несколько месяцев, пока не объявился я…

После этих слов я обомлел. Спросил, в каком это смысле, ведь такого быть не может. Сергей заявил, что в прямом.

«Я» возник из неоткуда. Как Оксана рассказывала подруге, она точно замыкалась на ночь, в дом бы точно никто не пробрался, но «я» оказался внутри. И без всяких слов и прелюдий бросился на неё и отымел. Она не сопротивлялась. Уверяла, что ей было настолько хорошо, что от переизбытка чувств и эмоций вдавливала ногти «мне» в спину и царапала. Что самое интересное, не нащупала позвоночника, но сказала это вскользь, словно это было что-то обыденное; это её совершенно не встревожило.

Сергей на секунду прервался, чтобы закурить сигарету, после чего продолжил. Сказал, что после «моего» возвращения начались твориться странные дела.

«Я» был очень похож на меня. Те же повадки, те же словечки (некоторые только путал), те же действия и движения, что и раньше, в обыденной жизни. Но жители замечали, что со мной что-то не так. Пусть «я» и похож на себя, какое-то внутреннее чувство говорило об обратном. Были также проблемы с памятью: «я» не помнил многих вещей, произошедших в Могое, не помнил своего детства, и это напрягало сильнее.

На той же неделе (если быть точным, на следующий день после «моего» возвращения) Оксана заявила, что забеременела. Такая информативность многих, в их числе и Сергея, смутила, но придавать этому значения никто не стал. Она остепенилась – никаких больше любовников; они ей больше не нужны. «Я», только «я». Даже стала как-то больше «меня» любить, чем раньше. Заявляла, что каждую ночь имею её, да так, как никто из любовников не мог.

Прошла неделя – и «я» исчез. Как появился, так и пропал. На вопросы жителей, куда, она отвечала, что не знает. Но на этот раз будет ждать, сколько бы ни пришлось.

Дни шли одни за другими. «Я» не появлялся. Оксана тоже почти не попадалась на глаза; запиралась в нашем доме, не открывала никому. А если её кто-то и видел, то все, как один, отмечали, что её живот растёт необычайно быстро. На четвёртом месяце он был как восьмимесячный. Никому не нравились такие её метаморфозы.

Последний раз Оксану видели на пятый месяц беременности.

Несмотря на быстрый рост, она не родила раньше времени. Наступил девятый месяц, то есть пришло время родов. Происходили они поздно ночью; Сергей довелось присутствовать при этом. Он тогда возвращался после посещения туалета. Её дикие вопли разносились по всей улице. Он тут же побежал к ней на помощь. Забежал в дом. Оксана лежала на диване. Её живот был неестественно большим, и всё остальное тело – слишком худым. Скелет, обтянутый кожей. Живот пульсировал, вздымался и опускался – что-то пыталось вырваться из него.

А возле неё стоял «я», держал руки на её животе и жутко улыбался.

Оксана орала, просила помощи, молила о ней. Увидела Сергея и протянула к нему руку. Он не понимал, что делать, поэтому просто взял её руку. Она с силой сжала его ладонь, кричала, чтобы он вытащил его из неё.

Послышались громкий булькающий и рвущий звуки. Её ребёнок прорывался наружу; через влагалище не прошёл бы, поэтому самостоятельно делал кесарево изнутри. Оксана заверещала. Живот прорвался и, когда ребёнок в непонятной жидкости вывалился наружу, упал. По помещению разнёсся кислый тошнотворный запах.

Её крики резко смолкли, голова завалилась на бок. Без всяких осмотров было ясно, что она умерла. Сергей вырвал руку из её кисти, что продолжала судорожно жать. Прошёл вперёд, взглянул на ребёнка. «Я» держал его на руках, покачивал, шептал что-то неразборчивое. Это был не человек. Нечто человекоподобное, но точно не человек. Как и его папаша. Казалось, ребёнок мёртв. Не кричал, его грудь вообще не вздымалась. Но он пошевелился – его кисть сжалась в кулак. Сергей поспешил убраться из моего дома.

Он смолк.