Папа и море

— И поэтому я остаюсь здесь, — сказал папа, с недовольным видом поковыряв мох. — Буду стеречь его. Всю ночь, если понадобится.

— Ты правда собираешься… — начала было мама, но вовремя спохватилась: — Конечно, спасибо тебе огромное. С этими мхами никогда не знаешь наверняка.

Папа караулил чёрное пятнышко целый вечер. Повыдёргивал вокруг него весь мох. Он не согласился даже идти ужинать. Ему хотелось пообижаться.

— Как думаешь, он и на ночь там останется? — спросил Муми-тролль.

— Всё может быть, — кивнула мама.

— Злиться так злиться, — заметила малышка Мю, сдирая зубами мундир с картофелины. — Иногда это полезно, и у каждой маленькой малявки есть на это право. Но Муми-папа злится неправильно — держит всё в себе и ничего не выпускает наружу!

— Деточка, — проговорила мама, — папа сам всё понимает.

— Не думаю, — честно сказала малышка Мю. — Ничего он не понимает. А вы?

— Да и мы, — призналась мама.

Папа сунул морду в мох и почуял горьковатый запах дыма. Земля уже даже остыла. Папа вытряхнул трубку и раздул искры. Они померцали секунду и погасли. Папа попрыгал обеими лапами на нехорошем месте и поплёлся в сад — заглянуть в стеклянный шар.

Темнота, по обыкновению своему, вырастала из-под земли и сгущалась под деревьями. Вокруг стеклянного шара было посветлее. Он покоился на постаменте из морской пенки, и в нём отражался весь сад. Это был папин, неоспоримо папин шар, его собственный, волшебный, сверкающе-синий — центр сада, долины, а то, пожалуй, и всей Земли.

Папа не сразу заглянул в него. Он сперва осмотрел свои закопчённые лапы и попытался припомнить все неясные и ускользающие горести. И когда сердце исполнилось такой тяжести, что дальше некуда, он посмотрел на шар, ища утешения. Шар всегда утешал его. Этим долгим, тёплым, бесконечно красивым и печальным летом папа приходил к нему каждый вечер.

Шар был прохладный, а его синева — глубже и яснее морской, и весь мир становился в нём прохладным, чужим и далёким. В центре мира папа видел себя, собственную растянутую морду, а вокруг отражался изменённый, как во сне, пейзаж. Синяя земная твердь была далеко-далеко внизу и в глубине шара, и там, в недостижимой дали, папа стал искать своё семейство. Они всегда приходили, если он ждал. Стеклянный шар всякий раз отражал их.

Они, конечно, продолжали суетиться и в сумерках. Они же всё время чем-то заняты. Вот Муми-мама выбежала из кухни в погреб за колбасой или маслом к вечернему чаю. А может, проведать картофельную грядку. Или принести дров. И всякий раз у неё был такой вид, будто она идёт по совсем новой и ужасно интересной дороге. Хотя поди знай. Может, на самом деле она и направляется за какой-нибудь тайной приятностью. Или просто играет сама с собой и бродит туда-сюда, чтобы ощутить себя живой.

Она возникала там всякий раз, похожая на шустрый белый шарик, откуда-то сзади, из самой синей глубины. Там бродил, погружённый в собственные мысли, Муми-тролль, там пробегала вверх по склону малышка Мю, точнее, глаз различал только движение, а Мю почти не было видно — только тень кого-то смелого, решительного и такого независимого, что ему нет нужды выставляться и показываться другим на глаза. Но там, в отражении, все они становились неправдоподобно крошечными, а их движения — растерянными и беспорядочными.

Муми-папа любил смотреть на них. Это была его ежевечерняя игра. Он представлял, что они нуждаются в защите, что они погружаются в глубокое море, о котором знает только он.

Уже почти стемнело. И вдруг внутри шара снова что-то произошло — он ярко засветился. Муми-мама зажгла на веранде лампу — она не делала этого всё лето. Лампа загорелась, и вся безопасность оказалась вдруг сосредоточена в одном месте, на веранде и нигде больше, и мама сидела там же и ждала своих к вечернему чаю.

Шар погас, синий пейзаж потемнел, не было видно ничего, кроме лампы.

Папа постоял мгновение, думая сам не зная о чём, потом повернулся и пошёл домой.

— Ну что ж, — сказал папа, — думаю, теперь мы можем спать спокойно. На этот раз опасность миновала. Но я на всякий случай встану на заре и проверю ещё раз.

— Ха! — сказала малышка Мю.

— Папа! — воскликнул Муми-тролль. — Ты ничего не замечаешь? Мы зажгли лампу!

— Да, я подумала, что уже настало время для лампы — вечера стали такими длинными, — сказала мама. — Сегодня я это прямо ощутила.

— Но ты положила конец лету, — сказал папа. — Ведь лампу зажигают, когда лето кончается.

— Зато теперь начнётся осень, — примирительно сказала мама.

Лампа горела и посвистывала. От неё всё делалось надёжным и близким — тесный круг семьи с его чувствами и чаяниями, а по другую сторону круга лежало всё чуждое и непрочное, всё, что наращивало тьму ввысь и вширь, до самого края света.

— В некоторых семьях спрашивают у отца, прежде чем зажигать лампу, — пробормотал папа в чашку.