Папа Хемингуэй

— Только представь себе, — проговорил Эрнест, рассматривая жалкие останки рукописи одного из своих первых рассказов, — что было бы, если бы мы работали для библиотеки Конгресса. Впрочем, жизнь продолжается. Большую часть первых изданий украли непрошеные гости и Бог знает еще кто, ведь часто здесь жили наши друзья, причем совершенно бесплатно. Действительно, для того, чтобы стащить самые редкие, первые издания, не требовалось никаких усилий — это были маленькие книжки, и они легко помещались в кармане или в сумочке. Много журналов и газет пропало во время уборки. Я забирал рукописи из издательств и хранил их в картонных коробках, которые становились прекрасным убежищем для мышей и крыс и пищей для огромных ки-уэстских тараканов. Все это, а также гниение, плесень и годы привело к полному уничтожению рукописей и картонных коробок, в которых они лежали. Многие стихи прошли этот путь.

Ну и конечно, тот случай, о котором я до сих пор вспоминаю с болью в сердце. Это произошло, когда меня еще нигде не печатали. Я тогда оставил Хэдли все, что написал к тому времени, — там были рукописи и их копии. Она сложила бумаги в чемодан и решила привезти мне. Дело происходило в рождественские дни, и я в качестве репортера «Торонто Стар» работал на Лозанской конференции. Она ехала ко мне на поезде и, когда он сделал остановку в Лионе, вышла из вагона купить бутылку воды. Когда же Хэдли вернулась в вагон, чемодана уже не было. У меня не осталось ни одной рукописи — ни моих первых рассказов, ни первого варианта романа. Потом ничего не удалось восстановить. Бедная Хэдли была так расстроена, что я больше переживал за нее, чем из-за потерянных рукописей. Единственный рассказ, который остался у меня, — «Старик»; Линкольн Стеффенс послал рукопись в какой-то журнал, и они его мне не вернули. Потом мы называли его «Das Kapital» — мой единственный литературный капитал. Я никогда не винил в происшедшем Хэдли. Ведь никто не нанимал ее выполнять функции хранителя рукописей, а то, что она действительно должна была делать — выполнять обязанности жены, — она делала чертовски здорово.

Тогда, единственный раз в жизни, я уже почти был готов рассказать Эрнесту, как чуть не потерял рукопись «За рекой, в тени деревьев» в Восточном экспрессе.

Эрнест открыл одну из книг, и оказалось, что почти все страницы изъедены жучками.

— Знаешь, куча моих бумаг хранится в «Слопи Джо», и там все наверняка в таком же состоянии.

«Слопи Джо» — один из самых известных салунов Ки-Уэста.

— Раньше я был совладельцем салуна, — продолжал Эрнест, — «молчаливый партнер», так они звали меня. Мы играли там в азартные игры, и именно там, в задних комнатах, можно было увидеть настоящие, большие деньги. Заполучить мастера, который хорошо подменял кости, дело нелегкое — если он делал это так, что ты сам не мог заметить, то он и тебя обманет. Правда, единственный заметный расход был связан с подкупом полиции. Отдали семь тысяч пятьсот долларов, чтобы выбрать нужного нам шерифа, а он, негодяй этакий, всего лишь через год после выборов прикрыл нас, зато мы, в свою очередь, на следующих выборах скинули его.

Мэри и Эрнеста пригласили на пышный прием по поводу Четвертого июля, но Эрнест в самый последний момент отказался, и Мэри была вынуждена идти одна. Эрнест успокоил ее, сказав, что мы вполне в состоянии справиться со всеми делами в доме. Посмотрев на часы, он заметил:

— Уже полдень. Можно опрокинуть по стаканчику.

Он достал два стакана виски из холодильника, а на их место поставил два других.

Вода в бокалах замерзла, а виски — нет, и, когда ты начинал пить, холодное виски ручейком текло по льду и все-таки попадало в рот. Казалось, пьешь из горной реки, вода которой совершенно непонятным образом превратилась в виски. Я выразил Эрнесту свое восхищение этим гениальным изобретением.

Мы положили куски черепашьего мяса, которое Мэри готовила просто потрясающе, на грубый ржаной хлеб и щедро помазали его свежим хреном. У нас получился по-истине фантастический стол — сандвичи с черепашьим мясом и виски из высокогорной реки.

А потом мы слушали запись, которую я привез Эрнесту из Национальной вещательной компании. Передача была посвящена его Нобелевской премии. Там были и славословия, и рассказы, и воспоминания Джона Мэйсона Брауна, Леонарда Лайонса, Сидни Франклина, Марлона Брандо, Макса Истмана, Леона Пирсона и Корнелии Отис Скиннер. Эрнест слушал очень внимательно, а через час заметил:

— Все это похоже на документальную биографию, написанную Ирвином Стоуном под названием «Жизнь и время Эрнеста Хемингуэя с примечаниями Фрэнка Йерби».

А когда стало темнеть и в небе появились первые всплески фейерверка, мы с Эрнестом расположились на террасе. Пиротехники демонстрировали свое мастерство, и мы с удовольствием наблюдали, как в ночном небе на фоне неподвижных звезд зажигаются яркие сполохи.