Папа Хемингуэй

На следующий день рано утром мы отправились в Мадрид. У нашей «ланчии» появился новый шофер — Марио. В Форносе мы позавтракали с Рафом Хендерсоном, который в своем «мерседесе» вез всех остальных (включая Чака). Всю дорогу Эрнест был в великолепном настроении, говорил, пел, рассказывал разные истории. Слухом Эрнест не обладал, а голос его отличался некоторой хрипловатостью, при этом репертуар был достаточно широким — от «Хелло, Фриско, хелло» (соло) до «Кукарачи» (в два голоса с Мэри).

— Ну что ж, Хотч, — сказал он между двумя вокальными упражнениями, — фериа была хреновая, но в ней есть некий поучительный аспект. В первый же день мы узнали, что, вопреки утверждению прессы, кровь может смешиваться с песком. А кроме того, наблюдая в холле отеля фанатов, обожателей Антонио, Литри и Остоса, мы поняли еще одну очень важную вещь — матадоров преследуют скрытые гомики.

Как-то по дороге мы, остановившись у переезда, смотрели, как мимо нас проносится паровоз. Эрнест почему-то стал тихо смеяться.

— Что тут смешного, дорогой? — спросила Мэри.

— Этот поезд. Мы ездили с Хэдли на таком поезде. В Сарагосу, чтобы встретиться с отцом Антонио, Каэтано. Каким он был матадором! Хэдли в него просто влюбилась, она хотела следовать за ним повсюду, где он выступал. Или не выступал. Как бы то ни было, на последние деньги мы купили билеты на этот поезд (в вагон третьего класса) и поехали в Мадрид. Каэтано отрезал у быка ухо и подарил его Хэдли. Она завернула это ухо в мой носовой платок и носила все время у себя на груди. Поезд был переполнен. Мы кое-как пролезли в наше купе. Вместе с нами там ехали два гвардейца с винтовками за спиной, парнишка с тремя плетеными бутылями вина, которое он собирался отдать перекупщику в Мадриде, два священника, а на верхних полках прятались от кондуктора два безбилетных матадора.

Мальчик, который, как все мальчишки в Испании, мечтал стать матадором, откупорил одну из бутылей и наклонил ее так, что вино полилось прямо в рот матадорам, умиравшим от жары и жажды. Парнишка налил вина и нам с гвардейцами, а потом — и монахам, которые с удовольствием выпили, хотя и поначалу отказались. Перед самым появлением кондуктора в нашем ресторанчике третьего класса оказалось, что я потерял билеты, и мы с Хэдли устроились под местами монахов, развесивших свои одеяния так, чтобы нас не было видно. Когда же мы наконец прибыли в Мадрид, вино было выпито, а мы все — абсолютно пьяны. Но впереди нас ждала трудная задача — пройти станционный контроль, и надо было это сделать так, чтобы нас не заметили, поскольку на выходе требовалось предъявить билет. И тогда мы с Хэдли, матадоры и мальчик решили сыграть роль арестованных, а два гвардейца, взяв свои винтовки наперевес, — нашу охрану. Так мы и прошествовали мимо контролера, один солдат впереди, а второй — сзади нашей маленькой процессии, а священники замыкали шествие, раскрыв Библии и бубня под нос молитвы, как будто провожали нас в последний путь.

Слушая эту историю, я думал о Хэдли и Каэтано. Эрнест говорил, она была в него влюблена и всегда с собой носила драгоценное ухо. Эрнест утверждал, что Каэтано был прототипом Педро Ромеро в «И восходит солнце». Но тогда, значит, страсть леди Бретт навеяна чувствами, которые Хэдли испытывала к изящному и романтичному Каэтано? Однако прототипом Бретт, как всегда отмечал Эрнест, была леди Дафф Твисден. Герои Хемингуэя, как, например, Кэтрин Баркли, имели целый набор прототипов, и я думаю, что та часть личности Бретт, которая обожала Ромеро, имела много общего и с Хэдли, и с Дафф. В «И восходит солнце» бычье ухо «было отрезано при шумном одобрении собравшихся и отдано Педро Ромеро, который, в свою очередь, отдал его Бретт, а та завернула его в мой носовой платок…»

Идентификация хемингуэевских героинь — всегдашняя цель литературоведов. Одна из наиболее забавных историй связана с Ренатой, прекрасной венецианкой, молодой графиней из романа «За рекой в тени деревьев». Эрнест задерживал публикацию романа в Италии, поскольку, как он сам мне однажды сказал, «слишком много героев книги еще живы». Но в 1965 году, через пятнадцать лет после первого появления романа в США, книга была выпущена Мондадори, итальянским издателем Хемингуэя. И сразу же в еженедельнике «Епока», также принадлежавшем Мондадори, появилась статья Адрианы с громким названием «Я — Рената Хемингуэя».

Статью Адрианы предвосхищал редакторский текст, в котором приводились выдержки из романа и доказывалось, что Адриана — действительно Рената из романа.