Папа, мама, я и Сталин

Собственно, идея Большого террора не нова. Она восходит к древним установлениям фигуры вождя — сначала племени (при родовом строе), потом царя-короля, властвующего над своим народом (при светском характере классового общества). Этой пропозиции предшествует «борьба за престол», которая иногда затягивается на весь период личного правления. Так тема сохранения себя у власти заложена в психику абсолютного монарха изначально, то есть с момента его появления на общественной арене, — отсюда необходимость достижения той мифической сакральности, позволяющей народу поверить в своего вождя как в главного носителя и хранителя его счастья и благополучия.

Опыт истории показал, что эта сакральность достигается прямым и самым легким способом — через кровь. При этом, если хочется больше власти, то в этом случае нужна большая кровь Жертвоприношение, сделанное публично, у костра, рождает страх — самое множимое чувство в коллективном стаде, лучше всего реагирующем на свист бича или обыкновенного кнута. Империя излучает магический свет тогда, когда император САМ участвует в злодеянии или злодеяние выполняют послушные палачи по мановению его руки.

Однако опасность биологического одряхления вождя остается, и тогда откуда-то со стороны предательски подступает идея замены старого царя новым (молодым или другим), что приводит к треволнениям и самого держателя короны, и общества, им управляемого. Здесь спасает рабское поклонение царю, который превращает себя в царя-жреца, царя-бога: испуганная масса снова и снова должна проливать свою кровь, дабы поддерживать магию и торжество идола, — вождь приобретает новое величие благодаря новым жертвам и новой крови, нескончаемый поток которой прогоняет (хотя бы временно) идею замены. И все остается по-старому.

Сталин — классический пример этого первобытного представления о способах сохранения себя на вершине.

«Царь горы» — эта детская дворовая игра сигналит нам, что потеха отражает в веселой карнавальной форме жуть предстоящей трагедии. Шуточная борьба и шуточное убиение — пародийный обряд производства насилия в реальной жизни.

Сталин обеспечил Большой террор несколькими идеологемами, главная из которых содержала мудрую мысль о том, что классовая борьба по мере строительства социализма возрастает. Следовательно, революция продолжается, насилие правомерно.

Кстати, вопрос о правомерности — неправомерности насилия для настоящего революционера не стоит. Что для Стеньки, что для Пугачева, что для более благовоспитанных декабристов, разбудивших Герцена… Товарищ Нечаев (имеется в виду товарищ Бакунина, Кропоткина, Желябова, Перовской, Халтурина, Каляева, Савинкова, Каплан и иже с ними) в своем знаменитом катехизисе все честно объявил. Морали нет и быть не должно. Убийство ради великой цели переустройства общества на революционный лад — святое дело. Поэтому и Ленин, и Троцкий, и Сталин, и Мао, и Пол Пот, и Кастро, и Че Гевара — все одной кровью мазаны — человеческой.

Правда, Сталин в этом деле преуспел лучше всех. Он был верный ученик Ленина, который и сам взбесился, и Россию взбесил. Он умер от сифилиса мозга. Сталин был параноик. Ученик от учителя недалеко ушел.

Но между ними, как на грех, затесался еще один безумец — Троцкий.

Этот все хотел мировой пожар раздуть, да спичек не хватило, и коробок из его рук Сталин вышиб. Ледорубом. «Я сам, — говорит, — не лезь поперед батьки в пекло».

И создал пекло свое. Сталинское. Фирменное.

«Вредители»… Их ПРОИСХОЖДЕНИЕ в пропагандном навороте, придуманном Сталиным, имело фундамент на песке так называемого «Шахтинского дела», по которому проходили бывшие шахтовладельцы, — это понятно, классовые враги! — и — внимание! — инженеры, старые спецы.

«Довольно адвокатов у власти, власть должна принадлежать нам, инженерам» — это у Горького, в пьесе «Сомов и другие». Заговор!

Был май 1928 года. Пятеро в июле получили расстрел, другие — сорок с лишним — разные сроки. Это был первый пробный шар.

Через два года набирающий вес вождь заставляет свое Политбюро (сам вроде — до поры, до времени — в сторонке) учинить Постановление, по которому начинается процесс некоей Промпартии — новой вредительской организации, якобы специализирующейся на экономических преступлениях. Опять на скамье подсудимых — инженеры-технари, чистосердечно признавшиеся в готовящейся вредительской интервенции, — Сталин лично в приказном письме Менжинскому — главе тогдашнего НКВД — прямым текстом подначивал любой ценой «провести сквозь строй» обвиняемых. И хотя дело Промпартии было целиком сфабриковано благодаря главарю «заговорщиков» Н. К. Рамзину (он еще до процесса сотрудничал с ОГПУ), Сталин получил второй грандиозный опыт сыска и уничтожения вредителей в стране.

Никто тогда не понимал, что от первого этапа, от разоблачения чисто ЭКОНОМИЧЕСКИХ псевдопреступлений в 1930 году, Сталин, благодаря убийству Кирова в 1934-м, — повод нашелся! — развернет репрессивную машину в сторону ПОЛИТИКИ, прибавив ее к ЭКОНОМИКЕ.