Папа, сложи!

«Кандидат наук и бывший футболист-неудачник, имя которого помнят только самые старые пройдохи на трибунах. Человек сто из ста тысяч. «Да-да, был такой, ага, помню, быстро сошел…» А кто виноват, что он не стал таким, как Нетто, что он тогда не поехал в Сирию, что он…» Уважаемый кандидат, ученая женщина, красавица… Ах ты, красавица… Ей уже не о чем с ним говорить. Но ночью-то находится общий язык, а днем пусть она говорит с кем-нибудь другим, с Вячей например, он ей расскажет про Кваренги и про всех остальных и про колонны там разные – все выложит в два счета. Ты разменял четвертую десятку. А, ты опять заговорил? Ты сейчас тратишь четвертую. На что? Отстань. Кончился спорт, кончается любовь… О, любовь! Что мне стоит найти девчонку с сорокового года, пловчиху какую-нибудь… Я не об этом. Отстань! Слушай, отстань!»

В парке они катались на карусели, сидели рядом верхом на двух серых конях в синих яблоках. Сергей держал дочку. Она хохотала, заливалась смехом, положила рака коню между ушей.

– И рак катается! – кричала она, закидывая головку.

Сергей хмуро улыбался. Вдруг он заметил главного технолога со своего завода. Тот стоял в очереди на карусель и держал за руку мальчика. Он поклонился Сергею и приподнял шляпу. Сергея покоробила эта общность с главным технологом, ожиревшим и скучным человеком.

– Дочка? – крикнул главный технолог.

– «Располным-полна коробочка, есть и ситец и парча…»

– Сын? – крикнул Сергей на следующем круге.

– «Пожалей, душа-зазнобушка, молодецкого…» – Главный технолог кивнул несколько раз.

– «…пле…еча!»

– Да-да, сын! – крикнул главный технолог.

«Ну и пластиночки крутят на карусели! Нет, он все-таки симпатичный, главный технолог».

Оля долго не могла забыть блистательного кружения на карусели.

– Папа-папа, расскажем маме, как рак катался?

– Слушай, Ольга, откуда ты знаешь дядю Вячу? – неожиданно для себя спросил Сергей.

– Мы его часто встречаем с мамой, когда идем на работу. Он очень веселый.

«Ах, вот как, он, оказывается, еще и веселый, – подумал Сергей. – Вяча – весельчак. Значит, он снова начал крутить свои финты. Ох, напросится он у меня».

Он оставил Ольгу на скамейке, а сам вошел в телефонную будку и стал звонить в этот институт, где шла мудрая конференция. Он надеялся, что конференция кончилась, и тогда он отвезет дочку домой, сдаст ее Алке, а сам поедет на стадион, а потом проведет весь вечер с ребятами. Ильдар будет петь:

Ты меня не любишь, не жалеешь,
Разве я немного не красив?
Не смотря в лицо, от страсти млеешь,
Мне на плечи руки опустив…

В трубке долго стонали длинные гудки, наконец они оборвались, и старческий голос сказал:

– Але?

– Кончилась там ваша хитрая конференция? – спросил Сергей.

– Какая-такая конференция? – прошамкала трубка. – Сегодня воскресенье.

– Это институт? – крикнул Сергей.

– Ну, институт.

Сергей вышел из будки. Воздух струился, будто плавился от жары. По аллее шел толстый распаренный человек в шелковой «бобочке» с широкими руками. Он устало отмахивался от мух. Мухи упорно летели за ним, кружили над его головой, он им, видимо, нравился.

«Та-ак», – подумал Сергей, и у него вдруг чуть не подогнулись ноги от неожиданного, как толчок в спину, страха. Он побежал было из парка, но вспомнил об Ольге. Она сидела в тени на скамеечке и водила рака.

– Даже раки, даже раки, уж такие забияки, тоже пятятся назад и усами шевелят, – приговаривала она.

«Способная девочка, – подумал Сергей. – В мамочку». Он схватил ее за руку и потащил. Она верещала и показывала ему рака.

– Папа, он такой умный, он почти стал как живой!

Сергей остановился, вырвал у нее рака, переломал его пополам и выбросил в кусты.

– Раками не играют, – сказал он, – их едят. Они идут под пиво.

Девочка сразу заплакала в три ручья и отказалась идти. Он подхватил ее на руки и побежал.

Выскочил из парка. Сразу подвернулось такси. В горячей безвоздушной тишине промелькнула внизу Москва-река, похожая на широкую полосу серебряной фольги, открылась впереди другая река, асфальтовая, река под названием Садовое кольцо, по которому ему летать, торопиться, догонять свое несчастье. Девочка сидела у него на руках. Она перестала плакать и улыбалась. Ее захватила скорость. В лицо ей летели буквы с афиш, вывесок, плакатов, реклам. Все буквы которые, она выучила, и десять тысяч других – красных, синих, зеленых – летели ей навстречу, все буквы одиннадцати планет солнечной системы.

– Пэ, жэ, о, рэ, мягкий знак, жэ, лэ, рэ, жэ, у, е, жэ… Папа, сложи! «Пжорьжлржуеж, – проносилось в голове у Сергея. – Почему так много «ж»? Жажда, жестокость, жара, женщина, жираф, желоб, жуть, жир, жизнь, желток… «Папа, сложи!» Попробуй-ка тут сложи на такой скорости».

– У тебя задний мост стучит, – сказал он шоферу и оставил ему сверху счетчика тридцать копеек.