Папа сожрал меня, мать извела меня

Я жила в Бруклине, у меня должен был выйти первый сборник рассказов, и я собралась ехать по всей стране — гастролировать с писательницей Шелли Джексон. Мы решили, что задумка это неплохая, да и весело же — что-нибудь раздавать на чтениях, и я написала «Кошачью шкурку». Шелли нарисовала иллюстрацию на обложку. Насколько я помню, мне хотелось здесь добиться вот чего: перво-наперво сочинить свою сказку, а не перерабатывать или выворачивать наизнанку старую. Я хотела написать такое, что не походило бы на меня, — это казалось уместным в истории про то, каково жить в кошачьей шкурке. Ну и я стремилась написать что-то быстро: все сочинить, вычитать, напечатать и сброшюровать — всего за три дня, что оставались до наших книжных гастролей. У меня до сих пор хранится пачка этого первого издания: в них есть что-то сказочное — размером с ладонь, сделанные вручную, на бурой оберточной бумаге и с неровным обрезом, а на обложке — рисунок тушью. Что же до самой истории, отправной точкой стали ведьмы и дети, и вопрос, отчего ведьмам эти дети так необходимы. Моя «Кошачья шкурка» — не переработка одной конкретной сказки, но в особом долгу она перед «Кошачьей шкуркой», «Ослиной шкурой» и «Рапунцелью», хотя вообще-то — почти перед ними всеми. Да и перед такими писателями, как Анжела Картер и Юдора Уэлти.

— К. Л. Пер. с англ. М. Н.

Перевод с английского Элины Войцеховской

Крис Эдриэн ТИГ О'КЕЙН И ТРУП Ирландия. «Тиг О'Кейн и труп» Уильяма Батлера Йейтса

Жил когда-то на свете юноша по имени Тиг О'Кейн. И был он, пожалуй, слишком красив себе на беду — и уж определенно слишком красив на беду другим, потому что в него влюблялись каждый парень и девушка, какие знакомились с ним, и оттого сердца он разбивал десятками. Жил он в Орландо и как-то раз попробовал поступить в бой-бэнд — и его приняли, из чего он никакого секрета не делал. Собственно, это было вторым, что он сообщал о себе новым знакомцам, первым же было его имя.

Однажды вечером пошел он с друзьями на танцы, и, как обычно, очень многие захотели с ним потанцевать. Люди подходили к нему на танцполе, а он либо танцевал с ними, либо не танцевал, тут все зависело от его самочувствия, да еще от того, кайфуют они или нет, а это он мог оценить и на расстоянии, и в полумраке, и потому, бывало, им до него еще идти да идти, а он уж решает, что они ему без надобности, и поворачивается к ним спиной. В тот вечер на танцах собралась обычная толпа соискателей его благосклонности, одни — вполне, другие — так себе, одни — прекрасные танцоры, другие — просто старательные неумехи. Обычный был вечер, пока не случилось кое-что из ряда вон выходящее.

Тиг ни в какие чужие дела не лез, а вроде как танцевал с красивой девчонкой слева, но также и танцевал, вроде как, с миловидным чуваком справа, как вдруг подваливает к нему совершенно отвратный мужик, влезает, значит, в его личное пространство, отталкивает в сторону чувака с девчонкой и начинает препротивно вихлять бедрами и чреслами — танцует, стало быть. Тиг повернулся к нему спиной, однако мужик обогнул его и опять перед ним корячится. Урод он был просто умопомрачительный; Тиг решил, что ему лет пятьдесят с гаком, если не шестьдесят: руки дряблые, подбородков два, а волосы и вовсе ни в какие ворота.

— Потанцуй со мной, Тиг О'Кейн! — проорал мужик и попытался положить ладони на симпатичные бедра Тига, но тот стряхнул его руки и сказал:

— Вали отсюда, старый тролль!