Папа, спаси меня (СИ)

Удивленно смотрю на него и даже забываю о том, что хотела спросить, как попала во врачебный кабинет. Последнее, что я помню — какая-то суматоха, разговор с Кириллом и его встревоженное, злое лицо. События последних часов медленно возвращаются ко мне, но все равно я их не осознаю до конца сразу.

— Пока ты отдыхала, — он выразительно смотрит на кровать, откуда я потихоньку пытаюсь встать, — и приходила в себя, пришли результаты анализов. Удобно терять сознание в больнице, знаешь ли, — Иван ухмыляется собственной шутке.

— Со мной что-то…то-то не так? — откашливаюсь я, чтобы голос звучал увереннее. О нет, только не очередные болезни! Подобного испытания я больше не переживу!

Вдруг по голове обухом ударяет мысль: а что, если я тоже больна, и у меня тоже рак? Кто тогда будет заботиться о моем сыночке? О Егорушке? Эта мысль становится невыносимо тяжелой, и у меня даже слезы готовы сорваться из уголков глаз — настолько становится страшно.

По сути, у Егорки никого и нет, кроме меня. Женя найдет себе другую женщину, будет жить с ней, и на малыша ему будет наплевать. А мачеха наверняка не проникнется теплыми чувствами к чужому ребенку. Отец… он заинтересован во внуке поскольку-постольку…Да, он сделает все, о чем его попросишь — не обидит деньгами, купит все, что нужно. Но при этом он напрочь забудет о душе, и что станет с моим Егором? Он может вырасти таким же эмоциональным инвалидом…

Кирилл…хоть он и является биологическим отцом…Но…

Гоню эти мысли, особенно о Кире, подальше. Мысль о том, что он тоже заведет себе семью с другой женщиной, усыновит Егора, и будет жить большой любящей семьей, но без меня, отчего-то причиняет невероятную муку, боль. Сердце колет так сильно, будто прожигает каленой иглой.

— Почему же? — удивляется моему вопросу доктор. — Все так. Особенно если вы с мужем планировали это.

При упоминании о муже его глаза впиваются в мое лицо, и я опускаю глаза.

— Мы с ним разводимся, — тихо говорю ему.

Иван удивленно поднимает брови до линии роста волос, но задорно и заговорщицки подмигивает мне.

— Думаю, я знаю, кто виновен в том, что ваша семейная ячейка распалась. — Сказав это, он вдруг смущается — сжимает пальцы добела, и тут же отпускает. — Это не мое дело, в общем-то, просто хотел убедиться, что ты пришла в сознание до конца.

Я киваю. Кажется, руки- ноги целы, да и голова перестала кружиться от слабости. Напрягаюсь и жду своего вердикта.

— Тоня, не буду ходить вокруг да около. Пока ты была без сознания, мы сделали экспресс-тест крови, чтобы понять, в чем дело. — Киваю в ответ на его слова. Хорошо, что наш врач такой не сдержанный на действия, и всегда планирует все наперед, как я успела заметить. — Ты беременна.

От шока перестаю дышать. Глаза открываются так широко, что даже немного больно.

— Да, ты беременна. Ошибки быть не может. Согласно данным ХГЧ, беременности около четырех-пяти недель. — Он присматривается ко мне, ожидая какой-то реакции, но ничего, кроме шока, у меня его слова не вызывают.

Не может быть.

Не может этого быть!

Резко привстаю, сажусь на постели свесив ноги вниз, дотрагиваюсь пальцами до прохладного пола, и эта связь с реальностью вдруг запускает во мне все мыслительные процессы.

Я так хотела забеременеть, завести ребенка, чтобы таким образом спасти Егора, что даже переступила через себя и пришла той самой луной ночью в комнату к Кириллу, плюнув на все распри, недоговоренности, что разрослись между нами, как снежный ком.

В ту ночь наша взаимная ненависть горела как самый лучший костер, все полыхало и искрилось так сильно, так невероятно, так жгуче, что, похоже, все получилось в первого раза. Да уж, все в Кирилле стремится к жизни, — ошарашенно усмехаюсь этой мысли, — даже сперматозоиды.

Это удивительно, странно, страшно, что известие о моей беременности приходит в такое время, когда оно, кажется, должно быть совсем не к месту. У Егора остался последний курс химиотерапии, после которого станет ясно — пригодился ли биоматериал его настоящего отца, Кирилла, победили ли мы эту ужасную болячку или нет. И потому моя жертва — новый ребенок — для того, чтобы взять при родах его пуповинную кровь, кажется сейчас напрасной.

— Тебе нужно пройти обследование у гинеколога, — медленно говорит Иван, будто бы дожидаясь, чтобы я точно услышала его.

В ответ я заторможено киваю.

— И решить — оставишь ты его или нет.

При этих словах я неосознанно прикасаюсь к пока еще плоскому животу, в котором уже зарождается, фонтанирует жизнь. Иван напряженно смотрит на меня несколько секунд, а потом откидывается на спинку кресла.

— Ну и решишь — скажешь ли ты об этом его отцу.

Я киваю.

Понимаю, о чем конкретно говорит Иван: я забеременела после слов врача о том, что нужен второй, чтобы спасти первого малыша, и, думаю, наш нынешний доктор об этом знает — мы обсуждали все варианты лечения на первом этапе с ним тоже, после чего он сообщил, что эта жертва совсем не нужна — ведь донорский материал отца подходит как нельзя лучше.