Папачупс 1

           Считаю,  сам на сам выпить и то лучше, чем с бригадой, мастера которой, в основном  бывшие зэки.  Такие матерые, запойные, жиляги, и урки. Дружить с ними невозможно, но все ж старался,  по интуиции  понимая,  что сдадут в любое время. Им никого не жалко, в том числе и себя. Так, собственно и вышло, они то знали, что бригадир меня по зарплате накалывает, но молчали, предпочитая не вмешиваться. Да  собственно их  и не виню, от того что они сами еще сильнее зависели, и им  плевать не то что как я  там вкалываю за троих, им пожалуй вообще на все в мире плевать, кроме выпивки и даже на себя. А бригадир еще к тому ж,  по их же просьбе хранил их  бабки, так как обычное дело по бухне,  мастеров не раз грабили свои же бродяги.

             И вот после пяти месяцев, снегопады и морозы, сковали  душу заклепками, похожими на самолетные. И дальше казалось, юный месяц,  кувалдой  плющит их стальные головки, разрезая  автогеном северного сияния, ночной воздух и разрубая кайлом, на куски, льды облаков. От  этого пятиэтажного кубизма, все наполнялось гулом, и особенно  звездное небо, грозящее от  непомерно громкого желания, томления и любовной болтанки,  оторваться и  улететь в бездонную трубу  космоса. Да и бошки чертыхались, перед всеядными космическими челюстями.

                2.

                После армии искал ее,но не находил, хотя везде мерещилась. А где искать? Если даже мать не знает! Вот  смотрю на фото в журнале. Две  особо понравились. На одной девушка, кормит птицу, и вокруг их много, а чуть в стороне  парень стоит и смотрит. На второй прислонилась к изгороди из двух жердей. И  смотрит так. Небо затянуло, ветер, гнет, треплет и несет провисшие обрывки. Несмотря  на то, что погода пасмурная, на лице девушки радость. Еще б! Вот ее парень, стоит и смотрит с  восхищением. Что еще!? Хотя много чего, но то уже вторично. Вот также на фотографии, светлая влюбленность наполняет  и согревает.

                Хотелось так, но ее,  тогда  нигде не было, а дружок Богдан, не подумайте, что Богом данный, изредка подгонял, крупногабаритных, замасленных официанток,и продавщиц винных и мясных отделов и других  представительниц сферы обслуживания. Упитанные тети!

               Спасибо что хоть так.  Правда, наш  опыт резко контрастировал, особо с моим желанием  пообщаться, потом проникнуться чувством, а уж затем. Все что то выдумывал. С ними приходилось начинать быстро и сразу, а если не так, если тянул, то выпив они сами разрывали дистанцию, и затем им надо было подольше и сильнее, но у меня не получалось, а они казалось нервничали, что оставляло неприятный осадок от общения. Мало того что от них часто пахло пищей, едой, кухней, и они  всегда хотели чего то еще большего чем я мог, они  к тому же часто хамили, и я никак не понимал, что это они так шутят.

– Молодой – кивали они Богдану, на меня, – Не делает вещи.– Да, я еще не был изощрен в тонкостях плотских утех, но что делать, возраст, еще давал шансы на исправление- думал я.

         Сам Богдан пользовался среди общепита, повышенным спросом, вероятно за рост и нездешнюю гуцульскую смуглость, и еще за природный дар. Поэтому легко  догадаться, почему у него каждые два дня появлялась  новая дева, а у меня годами одна. Догадывался, что просто разные люди. Совсем разные, а такие, как известно, притягиваются.

              Склонность к зазнайству и звездной болезни проявилась у него сразу, когда  в конце восьмидесятых, с началом ларечной торгово – закупочной эпопеи  появились  деньги.  Зазнавался Богдан и раньше, когда недолго по отцовскому знакомству, работал таксистом, и затем по той же линии, водителем на мясокомбинате. Тогда он тоже становился вдруг жутко деловой и  недосягаемый, особенно в такси, ну такой бобрище неприступный, а потом на мясокомбинате, ладно бы на колбасе, так на обычных котлетах сидел, но так закрахоборился, что не дал пацанам, на закусь с лотка, этих самых котлет. Да ладно бы без денег, так ему сверху  давали, а он зажался, или зажрался, я уж не знаю, а вот не дал и все. Мне отчитываться надо говорит, то да се, так что ярмарочные  хотели уже его тут же возле пошарпаного газона, уронить, и попинать, но повезло от того, что стал возить продукцию в другие магазины и на ярмарке в тот период, больше не появился. Нормальным я его помню, только когда он болевшей маме, работавшей почтальоном, помогал с разноской. Тогда он был чистый помыслами и весь в трудовом мыле. Глаза сверкали праведным огнем. Потаскаешь  по подъездам полную газет почтальонскую сумку. А тогда с ярмарочными, он, конечно, что то почувствовал, и вовремя поменял маршрут. Интуиция надо заметить у него имелась, звериная. Опасность чувствовал, как травоядный в буше.

            Так вот тогда он, тоже чуть хапнув деньжат, мгновенно задрал нос. Говорил с окружающими, в число которых как не странно вошли и родители, как бы нехотя, снисходительно, с трудом терпя и выкраивая время для общения. Занятый зазнайка! При этом старался не смотреть в сторону собеседника, словно опасался, что тот примет  это за благорасположение и  попросит денег или услугу. Таков он был трезвый. Пьяного же не остановить.