ПАПАПА (Современная китайская проза)

Отец уже давно покинул армию. Однако для нас, членов его семьи, это ровным счётом ничего не значит. Он по-прежнему для нас муж, отец, дед и прадед. Никто и никогда не лишит отца этого статуса. Как-то раз отец сказал домашним, что хочет умереть на родине, что он нигде не желает помирать, но если уж придётся помереть, так пусть уж это произойдёт у него на родине. Сказав это, отец перевёз всю нашу семью в Хубэй. Когда мы уезжали, нас пришли проводить соседи, большинство из них были такими же старичками-пенсионерами, как и мой отец. Родственники отца и те, кто жил за его счёт, пожимали матери руку и желали счастливого новоселья. Некоторые неотёсанные старики говорили: «Чёрт возьми, вы всё-таки едете обратно. Едете, чтобы помереть?» Отец не участвовал в этой затянувшейся церемонии прощания.

Я же тайком размышлял о том, что это, наверное, последний переезд, затеянный по воле отца.

Отец привычным шагом вышел за ворота нового дома. Он направился на пустошь, что простиралась на все четыре стороны вокруг, искать место для своего нового поля, которое ему предстояло возделать. В те прекрасные солнечные дни отец очистил поле от камней и осколков черепицы. Он выполол буйно разросшиеся сорняки и удобрил ими поле, после чего посадил капусту и редьку. Воздух наполнился ароматом свежей глины. Тонкие чешуйки дождевых червей отсвечивали на солнце серебром. Всё это заставляло отца поверить в своё возвращение. Вот только он больше не мог носить на коромысле вёдра с навозом. Старость и варикозная болезнь не позволяли ему перебегать от межи к меже. Отец проводил большую часть времени, стоя у границы поля, опершись на мотыгу, с беспокойством глядя, как постепенно начинает желтеть ботва его урожая. Его душа была полна печали. Порой откуда-то издалека прилетало несколько желторотых воробьёв. Они садились рядом с пожухлыми овощами, чтобы передохнуть, погалдеть, и с удивлением таращились на старика, который стоял невдалеке точно вкопанный. Когда они понимали, что их больше ничто на этом месте не задерживает, они стайкой улетали прочь. В любом случае они ни капельки не боялись этого старика, который торчал на поле, словно соломенное пугало.

Каким бы ни был отец прежде, он уже необратимо состарился.

Этим летом я вместе с сыном приехал к отцу на выходные. В сумерках мы сидели вместе со старшим братом и матерью под сенью виноградной лозы, наслаждались прохладой и болтали о зарплате и ценах. Мой четырёхлетний сынишка заполз в кустарник и с увлечением наблюдал за переселением красных муравьёв. Когда поблизости показалась колонна жёлтых муравьёв, он попытался спровоцировать между ними драку, смешав их ряды бамбуковой палкой. Муравьи при помощи своих усиков обнюхали друг друга, быстро разделились на две колонны и направились дальше каждый своей дорогой. Сын был очень недоволен их трусливым бегством. Он сбегал в дом за своим электрическим автоматом и открыл яростный огонь по ключевым позициям муравьёв. Его доблестному виду можно было позавидовать. Мать наблюдала за действиями моего сына и любовалась им. Она отошла от нас, чтобы спросить внука: «Кем ты станешь, когда вырастешь?» Сынишка опустил автомат и безо всяких колебаний уверенно заявил: «Военным!» Мы рассмеялись. Нам показалось, что это очень хитроумный ответ. Ещё нам показалось, что если в роду Дэнов вырастет ещё одно поколение военных, то в этом не будет ничего плохого. Вдруг мы все вместе перестали смеяться и разговаривать. Мать, я, мой старший брат, мой сын — все мы услышали, как в доме отец запел своим надтреснутым, но по-прежнему звучным голосом:

Идём вперёд,
Впереди нас ждёт рассвет.
Начнём борьбу, товарищи!
Ножами и штыками прорубим себе путь,
Смело ринемся вперёд!

Восстанем, товарищи!

Восстанем и создадим трудовую республику!
Воины-рабочие, воины-крестьяне, пионерские отряды —
Вот хозяева мира.
Только так человечество объединится.

Отец пел, пел просто, без прикрас. Он пел песню, которую пели многие люди шестьдесят лет тому назад. В жарких летних сумерках его голос разносился далеко по округе.

Мы все замерли. Просто замерли. Прошло очень много времени, и мой старший брат, который когда-то был военным, тихонько сказал: «Сегодня первое августа — День Народно-освободительной армии Китая».

Я не обернулся. Что-то помешало мне обернуться. Но я знал, что поющий песню солдат стоит в своей спальне. Он стоит там, выпрямив спину и выпятив грудь, крючки на его воротнике наглухо застёгнуты. Звучным голосом он поёт свою песню.