ПАПАПА (Современная китайская проза)

«Ладно тебе, товарищ Лю, Лю Тайян. У нас же социализм, всех надо кормить. Семья Хэйхая в третьем поколении безземельные нищие крестьяне, кто ж ещё о нём позаботится, как не социализм? Тем более что матери у него нет, живёт он с мачехой, отца его бес попутал, свалил куда-то в Гуаньдун,[48] на север, и вот уже три года от него ни слуху ни духу, не знаешь, что и думать — то ли медведь задрал, то ли волки загрызли. Где твоё классовое чувство?» — немного привирая, сказал каменщик, вырывая Хэйхая из рук Лю Тайяна.

У Хэйхая от такой тряски закружилась голова. Он почувствовал запах перегара, которым пахнуло изо рта Лю. От этого запаха его затошнило — от его мачехи пахло так же. После того как отец их бросил, мачеха частенько посылала его в лавку менять батат на водку. Она быстро напивалась и, пьяная, начинала его бить, щипать и кусать.

«Заморыш!» — выругался Лю и, не обращая больше на него никакого внимания, продолжил давать наставления рабочим.

С молотком в руках Хэйхай поплёлся к шлюзу. Шлюз был сто метров в длину и десять с лишним метров в высоту, с северной стороны шлюза по всей длине тянулся прямоугольный жёлоб, в котором ещё с лета застоялась дождевая вода. Держась за каменное ограждение, мальчик стоял на шлюзе и разглядывал видневшиеся под водой камни, в расщелинах которых сновали мелкие чёрные рыбки. Шлюз с обеих сторон был окружён высокой дамбой, а через дамбу шла дорога, которая вела в уездный город. Сам затвор был пять метров в ширину, и по обе его стороны шло каменное ограждение полметра высотой. Несколько лет тому назад был случай, когда люди, ехавшие на велосипедах, столкнулись с встречной повозкой и упали прямо в шлюз — одни покалечились, другие разбились насмерть. В то время Хэйхай был, конечно, младше, чем сейчас, и не был таким худым; отец ещё не ушёл из дома, и мачеха не пила. Тогда он прибежал на затвор поглазеть, но припозднился, — людей, упавших в шлюз, уже подняли и унесли, и только в жёлобе можно было заметить мутно-красные пятна. У него был хороший нюх, и он почувствовал запах крови, ещё витавший над водой…

Хэйхай держался за холодное каменное ограждение и вдруг нечаянно стукнул молотком о перила, перила и молоток зазвучали в унисон. Этот глухой звон вмиг рассеял все воспоминания. Солнце ярко освещало бесконечные заросли джута, который рос за шлюзом, он заметил, как над джутом покачивается дымка. Джут был посажен очень густо, и если у корней ещё виднелись просветы, то сверху листья стояли стеной. Наполненные влагой, они блестели, словно покрытые лаком. Он направил взгляд дальше, на запад, и увидел, что западнее джутового поля был посажен батат, его пурпурные листья, склонившись, светились на солнце. Хэйхай знал, что это был новый сорт батата, плети у него были короткие, завязей много, плоды крупные, сладкие на вкус, с белой кожурой и красной мякотью, такой батат при варке сразу лопается. К северу от бататового поля был огород. Подсобные хозяйства членов общины в своё время перешли в собственность коммуны, поэтому коммуне лишь оставалось посадить здесь огород. Хэйхай знал, что и огород, и батат — всё это принадлежало одной деревне в пяти ли[49] отсюда, и деревня эта была богатой. На огороде росла капуста и, судя по всему, редька. Ботва редьки была тёмно-зелёного цвета, росла она очень пышно. Посреди огорода было две одиноких постройки, где жил старик — это знали все дети в округе. К северу от огорода тянулись бескрайние поля джута. И к западу от огорода тоже были джутовые поля. Окружённые с трёх сторон джутом и с одной стороны — дамбой, поля, засаженные бататом, и огород были похожи на гигантский прямоугольный колодец. Хэйхай всё дальше углублялся в свои фантазии: пурпурные листья батата, зелёные листья редьки в один миг превратились в воду внутри огромного колодца, джут тоже стал водой, воробьи, чирикающие в верхушках джута, обернулись зелёными зимородками, снующими по поверхности воды в поисках рыбы и рачков…