Читаем Папийон полностью

Я поспешил к своим. Мы вытащили Клозио из лодки и отнесли в хижину. Примерно через час лодка была пуста, вещи и продукты сложены на берегу. Блоха выпросил себе в качестве подарка нашу лодку и весло. Я отдал ему все, и он отправился топить ее в каком-то только ему известном месте.

Ночь пролетела незаметно. Мы провели ее в хижине на новых одеялах, которые прислал нам Туссен. Их принесли упакованными в толстую коричневую бумагу. И, разлегшись на них, я пересказал Клозио и Матуретту все подробности происшедшего со мной на берегу и о сделке, заключенной с Туссеном. И тут, не подумав, Клозио ляпнул глупость:

— Выходит, побег обойдется нам в шесть с половиной, тысяч. Я даю тебе половину, Папийон, ну те три куска, что у меня в патроне.

— Будем мы сейчас считаться, как какие-нибудь дешевые торгаши! Пока у меня есть бабки, я плачу, а там посмотрим.

Никто из прокаженных в нашу хижину не заходил. На рассвете появился Туссен.

— Доброе утро! Выходите, не бойтесь. Никто вас тут не увидит. Вон там, на верхушке кокосовой пальмы, сидит наш парень и наблюдает, не появились ли на реке лодки с ищейками. Но пока ничего не видать. Раз там торчит белая тряпочка, стало быть, лодок нет. Как только заметит, слезет и скажет. Можете пока пособирать тут папайю, некоторым нравится.

— Туссен, а как там с килем? — спросил я.

— Сделаем его из куска двери от медпункта. Дерево твердой породы, двух досок хватит. Ночью вытащим лодку на берег. Пойдем поглядим.

Отличная лодка, метров пять в длину и совершенно новенькая, с двумя банками, в одной — отверстие для мачты. Но тяжелая, как черт, нам с Матуреттом пришлось попотеть, прежде чем мы ее перевернули. Парус и оснастка тоже были новые. В борта вделаны кольца, к которым можно привязывать разные вещи, например, бочонок с водой. Мы принялись за работу. К полудню киль, расширяющийся в сторону кормы, был надежно закреплен длинными винтами и четырьмя гвоздями, что нашлись у меня.

Собравшись в кружок, прокаженные внимательно наблюдали за работой. Туссен давал указания, и мы им следовали. Лицо Туссена выглядело вполне нормально — никаких следов болезни. Но когда он говорил, становилось заметно, что подвижна у него лишь одна сторона лица — правая. Впрочем он сам сказал нам об этом и объяснил, что у него сухая форма. Грудь и правая рука тоже были парализованы. По его словам, вскоре должна была отказать и правая нога. Правый глаз был похож на стеклянный — он видел, но был неподвижен. Я не хочу называть здесь имена прокаженных, пусть те, кто когда-то знал или любил их, останутся в неведении, что близкие им люди практически сгнивают заживо. Работая, я переговаривался только с Туссеном. Больше никто не произносил ни слова. И только раз, когда я собрался было подобрать одну из петель, чтобы закрепить киль, кто-то из прокаженных сказал:

— Не трогай, пусть лежит где лежит. Я когда снимал, порезался, может, там кровь…

Тогда другой прокаженный полил петлю ромом и поджег. Повторил он эту операцию дважды. «Вот теперь можете работать», — сказал он. Туссен попросил одного из них:

— Ты уже сбегал много раз, научи Папийона, что надо делать. Ни один из этих троих не был еще в побеге.

И прокаженный, не откладывая дела в долгий ящик, начал:

— Сегодня отлив будет рано, в три. К вечеру, часам к шести, он станет достаточно сильным, чтобы унести вас на сто километров к устью реки часа за три. Около девяти надо сделать остановку, найти крепкое дерево и привязать к нему лодку. Выждать так часов шесть до трех утра, пока снова не начнется отлив. Впрочем сразу не отправляйтесь, пусть поток наберет силу. Выходите на середину реки где-то в полпятого. У вас будет часа полтора, чтобы пройти пятьдесят километров до рассвета. Все зависит от этих полутора часов, К шести, когда всходит солнце, вы должны уже быть в море. И даже если охранники вас заметят, догнать все равно не смогут, потому что, когда они подойдут к устью, как раз начнется прилив. Им его не одолеть, а вы уже проскочили. Это расстояние длиной всего в километр — для вас вопрос жизни и смерти. Тут только один парус. Что у вас там еще есть, в каноэ?

— Большой парус и кливер.

— Лодка тяжелая, на нее лучше ставить и стаксель и кливер. Поднимешь паруса и двигай под прямым углом к волнам. В устье в это время сильное волнение. Пусть твои ребята лягут на дно, чтоб лодка была устойчивей, а сам крепче держи руль. Не привязывай шкот к ноге, лучше пропусти его через кольцо, а конец обмотай вокруг запястья. Если увидишь, что ветер и волны усилились и лодка вот-вот перевернется, отпусти конец, и лодка выровняется. Курс знаешь?

— Нет. Знаю только, что Венесуэла и Колумбия к Северо-Западу.

— Верно, но только следи, чтоб вас не прибило к берегу. Голландская Гвиана всегда выдает беглых, Британская тоже. Тринидад не выдает, но старается выслать под любым предлогом в течение двух недель. Венесуэла тоже высылает, но после того, как попашешь у них год-два на строительстве дорог.

Перейти на страницу:

Все книги серии Папийон

Мотылек
Мотылек

Бывают книги просто обреченные на успех. Автобиографический роман Анри Шарьера «Мотылек» стал бестселлером сразу после его опубликования в 1969 году. В первые три года после выхода в свет было напечатано около 10 миллионов экземпляров этой книги. Кинематографисты были готовы драться за право экранизации. В 1973 году состоялась премьера фильма Франклина Шеффнера, снятого по книге Шарьера (в главных ролях Стив Маккуин и Дастин Хоффман), ныне по праву причисленного к классике кинематографа.Автор этого повествования Анри Шарьер по прозвищу Мотылек (Папийон) в двадцать пять лет был обвинен в убийстве и приговорен к пожизненному заключению. Но тут-то и началась самая фантастическая из его авантюр. На каторге во Французской Гвиане он прошел через невероятные испытания, не раз оказываясь на волоске от гибели. Инстинкт выживания и неукротимое стремление к свободе помогли ему в конце концов оказаться на воле.

Анри Шаррьер

Биографии и Мемуары
Ва-банк
Ва-банк

Анри Шарьер по прозвищу Папийон (Мотылек) в двадцать пять лет был обвинен в убийстве и приговорен к пожизненному заключению. Бурная юность, трения с законом, несправедливый суд, каторга, побег… Герой автобиографической книги Анри Шарьера «Мотылек», некогда поразившей миллионы читателей во всем мире, вроде бы больше не способен ничем нас удивить. Ан нет! Открыв «Ва-банк», мы, затаив дыхание, следим за новыми авантюрами неутомимого Папийона. Взрывы, подкопы, любовные радости, побеги, ночная игра в кости с охотниками за бриллиантами в бразильских джунглях, рейсы с контрабандой на спортивном самолете и неотвязная мысль о мести тем, кто на долгие годы отправил его в гибельные места, где выжить практически невозможно. Сюжет невероятный, кажется, что события нагромоздила компания сбрендивших голливудских сценаристов, но это все правда. Не верите? Пристегните ремни. Поехали!Впервые на русском языке полная версия книги А. Шарьера «Ва-банк»

Анри Шаррьер

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии