Папийон

Я шел до часу дня. Лес кончился, на горизонте не было видно ни деревца. Поверхность моря ослепительно сверкала под лучами солнца, Я шел босиком, перебросив ботинки через левое плечо. И только собрался прилечь передохнуть, как вдруг различил вдалеке пять или шесть деревьев, а может, скал. Попытался на глаз прикинуть расстояние — километров примерно десять. Сунув в рот крупный лист коки и, жуя его, продолжил свой путь. Где-то через час я отчетливо видел эти предметы — хижины, крытые соломой или светло-коричневыми листьями. Над одной подымался дымок. Потом я увидел людей. Они тоже увидели меня: махали руками и кричали что-то в направлении моря. И тут я увидел, что к берегу быстро подошли три лодки и из них вышло человек десять. Они присоединились к тем, что стояли у хижин и смотрели на меня. Там были и мужчины, и женщины, все только в набедренных повязках. Ни движения, ни жеста — ни дружеского, ни враждебного. Навстречу мне с яростным лаем кинулась собака и укусила за лодыжку, унося в зубах клочок ткани от брюк. Она уже собиралась атаковать меня снова, как вдруг ей в бок вонзилась маленькая стрела, взявшаяся неведомо откуда (позднее я узнал, что такие стрелы выдувают из тонкой трубки). Собака с воем унеслась прочь и скрылась, как мне показалось, в одной из хижин. Я подошел поближе, прихрамывая, так как укус оказался болезненным. Ни один из людей не шевельнулся и не произнес ни слова, только ребятишки попрятались за спины мам. У мужчин были великолепные мускулистые тела цвета меди, а у женщин — высокие твердые груди с крупными сосками.

Осанка одного из мужчин была столь благородна, а черты лица столь четки и выразительны, что я догадался: он принадлежит к более высокому роду, нежели остальные, и направился прямо к нему. Он не был вооружен ни луком, ни стрелами. Ростом примерно с меня. Серо-стальные глаза, сильное мускулистое тело. Я остановился в трех метрах от него. Он сделал два шага вперед и заглянул мне в глаза. Так он смотрел, не мигая, примерно минуты две — словно медная статуя с миндалевидными глазами. Потом вдруг улыбнулся и дотронулся до моего плеча. И тут все остальные люди начали подходить и трогать меня, а какая-то молоденькая индианка взяла меня за руку и повела в тень хижины. Там она задрала мне штанину. Рана уже не кровоточила, хотя собака вырвала из ноги кусок мяса величиной с половинку пятифранковой монеты. Девушка промыла рану морской водой, за которой сбегала какая-то совсем маленькая девочка. Затем немного надавила на нее, и из раны снова пошла кровь. Похоже это не понравилось моей врачевательнице, и она, взяв кусок заостренной железки, принялась ковыряться в ране, расширяя ее. Я изо всех сил старался не дергаться. Еще одна индианка вызвалась помочь, но девушка резко ее оттолкнула. Все рассмеялись. Я понял, она хочет показать своим сородичам, что я являюсь исключительно ее собственностью, что и развеселило всех. Затем она отрезала штанину выше колена. Кто-то принес водоросли. Она приложила их к ране и обвязала нитками, выдернутыми из ткани. Похоже теперь, наконец, она осталась довольна своей работой и сделала мне знак подняться.

Я встал и снял куртку. И тут она увидела в вырезе рубашки бабочку, вытатуированную на моей груди[13].

Девушка присмотрелась и, обнаружив еще татуировки, сама сняла с меня рубашку, чтобы получше рассмотреть. Все мужчины и женщины тоже заинтересовались изображениями на моей груди: справа солдат из штрафного батальона, слева женское личико, на животе голова тигра, вдоль позвоночника распятый матрос, а по ширине всей спины — целая сцена охоты на тигров, где были и охотники, и слоны, и сами тигры. Увидев все эти картины, мужчины оттеснили женщин и, осторожно и медленно поглаживая, начали изучать каждый рисунок в отдельности. Именно с этого момента, по-видимому, они начали считать меня своим.

Мы зашли в самую большую из хижин. Я был совершенно потрясен. Хижина из кирпично-красной глины имела восемь дверей. Помещение было круглой формы, на канатах подвешены яркие полосатые гамаки из чистой шерсти. Посередине лежал круглый плоский отполированный камень, вокруг него располагались другие, поменьше. Наверное стулья. К стене было прислонено несколько винтовок, сабля, а также луки всех размеров. И еще я заметил огромный панцирь черепахи — в него свободно мог улечься человек. На столе стояла половинка калабаша[14], в ней — две-три горсти жемчуга.

Индейцы угостили меня напитком из деревянной чаши. Это оказался перебродивший фруктовый сок, горьковато-сладкий, очень вкусный. На банановом листе мне подали большую рыбу. Тянула она, должно быть, килограмма на два и была испечена на углях. После того как я съел эту изумительную вкусную рыбку, та же самая девушка отвела меня на пляж, где я вымыл руки морской водой. Потом мы снова вернулись в хижину и сели в круг. Девушка разместилась рядом и положила мне руку на бедро. И мы начали обмениваться словами и жестами.