Читаем Папина дочка полностью

Папина дочка

— Ну, это вы лихо сегодня махнули! — Азамат посмеивался, беря чашку кофе. — Мы сегодня будем веселиться или отпевать храбрых?

— Заткнись Азамат! — Али угрожающе сузил глаза. — Тебе бы только поглумиться!

— Я не заставлял их открывать рот по данной теме!!! Сами себе свили веревку вокруг шеи!

— Не драматизируй! — заметил Ахмет. — Какого хрена вы вообще заговорили про матерей? — на нас сердито смотрел старший брат, Али в выражении глаз был солидарен.

— Просто я последнее время думал о ней. Я ее совсем не помню! — Аман выглядел как провинившийся щенок.

— Я тоже последнее время думала о ней!!! Вы хоть немного помните их, мы же нет! Что тут такого? — кинулась я в защиту младшего брата.

— Анна, послушай, ты прекрасно знаешь, что есть темы, которые в этом доме никогда не обсуждаются: работа отца, личная жизнь отца. И он имеет полное право оставлять за собой выбор, отвечать вам или нет. И вы знаете, что отвечать он никогда не будет! — Али говорил бесстрастно, как учитель, строго и назидательно. Мы с Аманом тяжело вздохнули. Да, сказанное было правдой. Когда-то в школе была тема, кем работают родители, мы пожали тогда плечами, потому что толком не знали, чем занимается отец. Крупный бизнесмен, у которого было столько отраслей бизнеса, что с трудом понимали, что главное, а что второстепенное. Личная жизнь… Став постарше, любопытнее, я весь интернет облазила в поисках информации, но безрезультатно. В этот дом женщины не приходили, в роли хозяек его сердца подавно.

— А теперь доели завтрак, идите к нему и извинитесь! — Ахмет разделял позицию второго брата. Азамат лишь кривил губы в усмешке, вальяжно рассевшись на стуле. Я ткнула его локтем в бок, он только хрюкнул. Балбес!

— Давай принцесса и ученый, пошевеливайте челюстями и шуруйте в логово к людоеду!!! Он как раз позавтракает вашим страхом, раз не дали ему нормально поесть своими вопросами! — когда Азамат был таким ядовитым, я его ненавидела. Его всегда кидало из крайности в крайность, то любил до потери памяти, то ненавидел до скрежета в зубах. Сейчас видимо мы его раздражали. Ахмет и Али строго на него глянули, но он лишь хмыкнул и отрезав очередной кусок торта, начал есть, игнорируя все взгляды.

Мы с Аманом доели и понурено побрели в кабинет отца. Он почти всегда там был, если оставался дома. Никогда не было так страшно, так виновато и стыдно. Нас просили всего лишь две темы не трогать, в остальном папа всегда отвечал честно, не лгал, старался доступно для детских умов объяснить свою позицию. И ему удавалось, он до сих пор оставался для всех нас самым главным авторитетом, принимая какое-либо решение, мы всегда обращались к нему за советом.

За столом никого не было. Мы переглянулись, посмотрели на балконную дверь, она была распахнута, на террасе сидел отец и курил. Как и в детстве взялись за руки, вместе шагнули на улицу. Голубые глаза прищурено нас разглядывали, не отражая не единой эмоции. Сигарета медленно была затушена в пепельнице, руки сложены в замок и полное внимание.

— Мы хотели извиниться! — Аман заискивающе заглядывал в холодные голубые глаза, пытаясь найти хоть уголек тепла. Но там был арктический холод. Я сделала шаг вперед, надеясь, как и раньше, обниму его за шею, сяду на коленки, и он простит наши шалости. Однако отец предупреждающе поднял руку, показывая, что не стоит к нему приближаться.

— Папа, мне так жаль! — я все-таки протянула руки в его сторону, но он повернул голову в сторону, слегка ее склонив, давая понять, что ему не нужны сейчас мои прикосновения.

— Идите готовьтесь к вечеру! — кивков головы приказал оставить его. Аман покорно повернулся в указанную сторону и пошел. Он никогда не оспаривал решения отца. Как скажет, так и сделает.

— Папа! — я села на рядом стоящий стул, цепенея под холодным взглядом родных глаз. — Нам уже восемнадцать и имеем право знать хоть что-то о мамах, ведь мы их не помним, а фотографии… их ничтожно мало. Воспоминаний братьев тоже ничтожно мало. Только ты, проживший рядом с ними, можешь нам рассказать, какие они были, что любили, какие у них были мечты-планы! Папа… — я коснулась его руки, но он убрал ее. Красивое лицо со стильной бородкой оставалось бесстрастным, его нисколько не тронули мои слова, моя интонация.

— Иди Анна. У тебя сегодня будет длинный день! — голос его был сухой, ни теплоты, ни ласки. Я обиженно засопела, раньше он сгребал в свои объятия и начинал щекотать, зацеловывать, лишь бы я рассмеялась. В этот раз мельком взглянул, встал и без слов направился в дом. Настроение было подавленным. Уже и не хотелось праздника и толпу, которую позвала на этот пир. Но все оплачено, гостям давно разосланы приглашения, значит бал должен состояться при любой душевной погоде.