Папина дочка

– Значит, будем дружить семьями? – весело подхватила Лена, переглянувшись с Ириной.

– У меня встречное предложение: будем дружить домами! – стараясь подражать интонации героя из известного фильма, подняла свою рюмку Ирина. – Давайте выпьем за это, девочки! Сестренки мои милые… Да, будем дружить семьями и домами, и друг с другом тоже будем дружить, как и положено сестрам…

Они сидели еще долго, пока Лена с Ириной не спохватились, что пора уходить. Тата проводила их, потом глянула на безмятежно спящую дочь, остановилась у окна… И снова заплакала. Как же она счастлива, господи… И как хорошо плакать – от счастья…

* * *

Через полгода они отмечали юбилей мамы в кафе. Сидели все за большим столом – народу собралось много. Мама еще и родственников со стороны Володи пригласила, потому застолье получилось шумным, перекликалось многоголосьем.

Тата сидела, переводила взгляд с лица на лицо, наблюдала… Вот мама с Натальей Петровной сидят рядом, о чем-то беседуют очень живо, смеются. Вот Лена с новой прической контролирует взглядом Ивана: не слишком ли часто к рюмке прикладывается? А он и рад, кажется, такому контролю, улыбается вполне себе благодушно. А вот мама Володи – очень интеллигентная дама, говорит что-то на ухо Ирине, и та кивает и морщит губы, сдерживая улыбку. Наверное, о Володе сплетничают…

А мальчишки, мальчишки симпатичные какие! Племянники! Макарка, Валерка, Игореха! А между ними Аллочка… В новом красивом платье… Боже, да она ж кокетничает с пацанами, улыбается, плечиком пожимает! Как же хорошо, что они подружились…

В какой-то момент произошло странное: показалось, будто она наблюдает за всем происходящим сверху. Будто видит все в объеме, единым целым… И себя – частью этого целого… И так хорошо стало, что защипало в носу, и слезы подкатили к глазам…

Она вообще стала сентиментальной в последнее время. Готова расплакаться по любому поводу. А еще очень чувствительной стала к запахам, к звукам… Музыканты вышли на сцену, готовятся к выступлению, настраивают инструменты, а ей кажется, будто каждый нечаянный звук пронзает насквозь. А еще запах жареного мяса накатил – такой сильный, что желудок свело… Откуда запах-то, если горячее еще не приносили? Фу… Даже слезы на глаза навернулись…

Прикрыла глаза, вдохнула-выдохнула. Не помогло. Еще и тушь под нижними веками размазалась, наверное. Надо бы выйти, в зеркало на себя посмотреть…

Чуть отодвинула стул, чтобы встать с места, но Паша уловил ее движение, осторожно взял за руку:

– Ты куда, Тань?

– Я сейчас… Я ненадолго… Я быстро вернусь, Паш…

– Да? А я музыкантам песню заказал… Сейчас, наверное, уже петь будут… На танец тебя пригласить хотел!

– Ну какую еще песню, Паш… – отмахнулась слабо, глянув на него с удивлением.

– Хорошую песню, Тань! Очень хорошую и правильную! Там еще припев такой: «Я люблю тебя до сле-о-о-оз…»

Он так смешно закатил глаза и так отчаянно сфальшивил, что она и не поняла толком – то ли всхлипнула, то ли рассмеялась от нахлынувшего счастья. Опять, стало быть, сентиментальность напала… Нет, надо срочно выйти, иначе расплачется прямо при гостях!

– Я скоро, Паш… Я скоро приду… Я быстро…

Подскочила со стула, быстро вышла в фойе. Прошла в дальний угол, к окну, села на диванчик под пальмой. Выудила из сумочки пудреницу, глянула на себя в зеркало…

Нет, с глазами все в порядке. Нет никаких следов слез. А может, и не было никаких слез? Показалось? Тогда что это с ней было – только что? И звуки эти, и запахи, и сентиментальность излишняя?

И в ту же секунду поняла что… Боже, да как она раньше ни о чем не догадывалась? Конечно… По-другому и быть не могло – после тех бурных ночей, которые они с Пашей празднуют последние месяцы…

Так ушла в себя от нового знания, что не заметила, как сел кто-то на диванчик с ней рядом. Пахнуло знакомыми духами… Повернула голову и распахнула глаза от неожиданности:

– Елена Васильевна! Вы!

– Да, Танечка, это я… Добрый вечер…

– А… Как вы здесь, Елена Васильевна?

– Да это дочка пригласила меня в кафе, день рождения отметить. Мы здесь всей семьей…

– Да… И мы тоже всей семьей! Мамин юбилей отмечаем!

– А я давно тебя заприметила, только подойти не решалась. Рукой махнула – ты не увидела. Потом смотрю, ты встала и вышла… Ну, и я следом за тобой.

– А я не видела…

– Ну, ты вообще, по-моему, в облаках сегодня витаешь, Танечка. У тебя вид такой… расслабленный… И выглядишь очень хорошо, лицо счастливое.

– Да, у меня все очень хорошо, Елена Васильевна.

– Я вижу, вижу… Рада за тебя. И говорят, с новой должностью ты хорошо справляешься. А еще говорят, что скоро повышение по службе получишь. Как твоя семья, не будет против этого возражать?

– Нет, семья не будет, наверное. Только… Знаете, я сглазить боюсь…

– Что ты боишься сглазить? Свое семейное счастье? А ты не бойся, Танечка. Все у вас хорошо, это невооруженным глазом видно. Столько много любви вокруг тебя…

– Да, Елена Васильевна, много. Потому что… Потому что никакого синдрома Электры больше нет…

– Вот и хорошо, и будет с него. Все бумеранги можно остановить, если умеешь любить, правда?