Папина жизнь

Номер первый — Кенни Флинт. Кенни — из тех людей, что вламываются в дверь, бегут в кухню, хватают ваши любимые пирожные, сжирают самые вкусные и лаконически улыбаются в ответ на ваши отчаянные вопли: «Ах ты засранец! Ты же знаешь, что я только розовые люблю!».

Появившись у меня, Кенни ровно так себя и повел.

— Извини, Джо, — нежно пробормотал он, развалясь за новым обеденным столом, — но уж очень я привязан к твоим пирожным. Это у меня прямо в генах записано.

— А еще друг называется!

— Ну, считай, что я до ужаса невоспитанный.

Номер второй — Карло Бонали. Такой опасности, как Кенни, он не представляет, по крайней мере, французским пирожным бояться нечего. Однако же в присутствии Карло просто необходимо следить за тем, как вы одеты. Не дай бог подпустить его к вашему гардеробу — он начнет рыться в нем, осыпая вас ехиднейшими замечаниями. Придя следом за Кенни, Карло ровно так себя и повел.

— Гибрид модов-ретроманов и футуристов-минималистов, — подытожил он, когда я таки вытянул его из своего одежного шкафа. — Восьмидесятые, обтерханные по краям. Таков мой друг Джо.

Они с Кенни решили вытащить меня из дому.

— Тебе не мешает встряхнуться, парень, — сообщил Карло, держа пару моих — немодных, на его взгляд, — ботинок. — Эти точно для тебя, как на заказ.

— Купил, потому что в «Фэйс» велели покупать такие, — вяло запротестовал я.

Карло был несгибаем:

— В вопросе обуви нужно быть лидером, а не следовать за другими, — пробурчал он. — Такова моя максима, как тебе известно.

Я взглянул вниз на его ботинки. По мне, так обычные черные «оксфорды». Конечно, вслух я этого не сказал, иначе Карло разразился бы получасовой лекцией о том, что его пара — одна из семи уникальных пар, выпущенных Уилбуром Вульфом, и что мне следует в благоговейной молитве пасть ниц пред ее рантами. Я промолчал, и Карло кинул черные брюки, синюю рубашку и вручную расписанный галстук со стрижом, который сам подарил мне на день рождения.

— Мда, есть еще над чем поработать, — сказал Карло, когда я облачился. — Ладно, ничего, сойдет.

— Да ведь мы и идем-то просто в греческий ресторанчик за углом!

— Некоторые из нас, — сочувственно глядя на меня, ответил Карло, — заботятся о соответствии стандартам.

Ну и пусть издеваются, мне все равно. Пусть хозяйничают здесь как у себя дома, потому что когда-то здесь и был их дом, а в некотором роде и остался. В этих стенах заключалась наше общее прошлое, наполненное хохотом, вечеринками, пастой, которую готовила мама Карло, и гипсовыми утками, иронически повисшими на стене в коридоре. Мы стали жить вместе, когда моим родителям надоело сдавать дом незнакомым людям. После переезда в Кройдон мама с папой не бросили мастерскую, но их дело уже превратилось в хобби, и самые интересные работы выполнялись дома. Им больше не нужно было мучиться с буйными квартирантами, и потому я предложил оставить дом за нами. И вместо того, чтобы бросить его загнивать, сдать его мне, Карло и Кенни.

— Мы будем вам платить за квартиру, а сами приведем ее в порядок, — сказал я им.

Я тогда уже защитил диплом и провел год в плодотворном безделье в окрестностях Парижа. После возвращения я не желал примыкать к числу переростков, которые никак не могут съехать из родного дома. Родители это прожевали и съели. Магазинчик и квартира много для них значили. Они купили этот дом, будучи Чемпионами Стритэма по Джиттербагу, и переехали из Тутинг-Грэйвни с багажом таких амбиций, каких на Саут-Норвуд-Хай-стрит и старожилы не упомнят. Пятнадцать лет их торговля шла а la mode^[7], — кухонные стулья, на которых можно сидеть задом наперед, шведские столики на коротких ножках. Ситуация изменилась в конце семидесятых, когда общественные вкусы склонились к заимствованиям из прошлого. Как говорит Карло, «в одну прекрасную ночь у всех исчезли клеша».

— Ну что ж, — сказала тогда мама, — они ребята аккуратные.

— Кто? — переспросил я.

— Мальчики типа Кенни, — пояснил папа. — Ну, такие… сам понимаешь какие.

— Сампонимаюкакие?

— Ничего смешного, — сказал папа.

— Влюбленные в Кристал-Палас? А он ничего не может поделать. Говорит, у него такая болезнь.

— Ты понимаешь, что я хочу сказать, — хмыкнул папа. — Нетрадиционные.

— А зачем ему чьи-то традиции?

— Карло тоже очень милый, — сказала мама. — И одевается очень хорошо.

— Итальянец, — сказал папа. — Это многое объясняет.

В щегольстве и чистоплюйстве мои родители понимают. Как и все Чемпионы по Джиттербагу.