Папство и крестовые походы

С юга Иерусалимскому королевству постоянно угрожал Египет. Нападения египтян приходилось отражать чуть ли не ежегодно — и не только с суши, но и с моря: не было такого прибрежного города, который бы не атаковали (и иногда не без успеха) египетские корабли. Все намерения крестоносцев захватить Египет оставались в области проектов, хотя недостатка в этих намерениях не было: в 1104 г. Балдуин I уже уступил генуэзцам третью часть «Вавилона», т. е. Каира — настолько иерусалимский король был уверен в своей победе над Египтом, которой так и не суждено было состояться.

В то же время со стороны сирийской пустыни государства крестоносцев то и дело подвергались набегам войск сельджукских князьков. Правда, на границе были сооружены мощные крепости (одну из них хронисты красочно называют «скалой пустыни»), но они не могли целиком уберечь франкских сеньоров от этих, порой неожиданных налетов с востока. А неоднократные попытки овладеть большими городами Сирии терпели неудачу.

Как мы отмечали, западные захватчики-феодалы вечно враждовали друг с другом. Дележ добычи, распределение ленов и многое другое давало поводы к бесконечным раздорам среди крестоносцев всех поколений. Показное единство их религиозных целей, еще сохранявшееся в какой-то мере в эпоху основания франкского владычества на Востоке, в дальнейшем уступило место реальным противоречиям между самими крестоносцами. Соображения о действительных политических и военных выгодах взяли верх над всеми прочими, и то одни, то другие «борцы за дело Христа» вступали в союзы с мусульманскими правителями против своих же единоверцев с Запада. История государств крестоносцев буквально изобилует примерами того, как, по словам американского историка Г. С. Финка, «франкские и мусульманские князья легко забывали взаимную вражду и становились союзниками, если этого требовали их дипломатические и военные интересы». И в этом нет ничего удивительного: в конце концов каждый франкский сеньор более всего стремился к увеличению собственных богатств и власти. Впрочем, дружественные отношения франков с мусульманами тоже продолжались недолго; затишье, когда производился взаимный выкуп пленных, устанавливались дипломатические связи, бароны и эмиры наносили любезные визиты друг другу (много фактов этого рода сообщает Усама ибн Мункыз), очень скоро прекращалось, и война вновь разделяла недавних союзников или друзей.

К слову сказать, восточные феодалы, с которыми западным сеньорам, потомкам первых крестоносцев, случалось время от времени сближаться, в душе всегда относились с презрением к кичливым и заносчивым франкам, выглядевшим в их глазах совершенными дикарями: недаром Усама, сын образованного человека и сам большой книголюб (его библиотека насчитывала несколько тысяч книг), считал франков «только животными, обладающими достоинством доблести в сражениях и ничем больше, так же, как и животные обладают доблестью и храбростью при нападении».

Наконец, господствующий класс — феодальные завоеватели Сирии и Палестины и их потомки — был очень немногочислен. Под началом иерусалимских королей никогда не находилось более 600 конных рыцарей (прямых вассалов и подвассалов различных степеней). Обычно же на службу к королям являлось гораздо меньше воинов-феодалов. Численность войск Балдуина I, к примеру, не превышала современного батальона.

Привилегированная господствующая верхушка во франкских государствах жила среди озлобленного, враждебно настроенного туземного населения. Сил одних только вассалов было недостаточно для того, чтобы держать в покорности туземное население и успешно отражать нападения соседей-мусульман.

Иерусалимские короли и другие крестоносные князья старались восполнять эту недостачу тем, что дополнительно к рыцарям-вассалам вербовали себе наемников. Они набирались из числа тех пилигримов, которые после первого крестового похода направлялись в «святую землю», не имея большей частью намерений обосноваться там, а просто в расчете пограбить, кого удастся. Король платил каждому рыцарю-пилигриму довольно солидную сумму (по более поздним данным, 500 безантов в год — это было больше того, что давал обычный рыцарский лен своему держателю). Но и рыцари-пилигримы ненамного увеличивали обороноспособность франкских государств. Эти рыцари ненадолго оставались в Палестине.