В своей политике и дипломатии Иннокентий III рьяно проводил в жизнь доктрину Григория VII о превосходстве духовной власти над светской, о том, что папы имеют право распоряжаться судьбами государств и коронами их государей и пр. На практике деятельность этого феодального политика в папской тиаре была целиком направлена на то, чтобы реализовать планы, выдвигавшиеся еще Григорием VII, планы подчинения римскому первосвященику всех христианских государств.
Стремления к образованию универсалистской империи получили широкое распространение в политике западноевропейских государств конца XII — начала XIII в. Эти стремления выросли на почве территориальной экспансии молодых феодальных монархий того времени. Такие универсалистские тенденции были свойственны прежде всего политике правителей Германской империи Гогенштауфенов, но они были далеко не чужды и государям англо-французской державы — Плантагенетам и даже — Франции, где королевская власть лишь начала подниматься. «Одного человека довольно, чтобы управлять всем миром», — говаривал будто бы Филипп II Август.
Наиболее всеобъемлющий характер универсалистские тенденции получили в политике римской курии: ведь католическая церковь представляла собой интернациональный центр феодальной системы. Ее экспансионистские проекты отличались наибольшим размахом. В лице Иннокентия III они нашли необычайно рьяного исполнителя.
Что бы ни писал и ни говорил сам Иннокентий III по поводу своей убежденности в исключительно духовной природе папской власти, история судит о нем не столько по его словам, сколько по делам. А они явно не соответствовали елейным богословско-политическим рассуждениям Иннокентия III. Впрочем, жажда всевластия иногда прорывалась у этого папы и открыто. В одной из своих ранних проповедей Иннокентий III, именуя себя помазанником божьим, утверждал, что он стоит лишь чуть ниже бога — между богом и людьми: папа, конечно, еще не бог, но он поставлен богом выше всех людей.
Главной целью Иннокентия III по сути дела являлось установление полного верховенства римской курии над всем феодальным миром Запада и Востока. Это определяло практические усилия неутомимого римского понтифика. И недаром даже некоторые убежденные приверженцы католицизма ставили и ставят в упрек Иннокентию III, что он подчинял религиозные интересы политическим, действуя вразрез с принципами, которые сам же отстаивал. Современники выражали такого рода упреки в довольно безапелляционной форме: «Ваши слова — слова бога, но Ваши дела — дела дьявола», — писал папе один римский политический деятель начала XIII в. Католические писатели наших дней высказывают свое мнение по этому поводу в более смягченных формулировках, заявляя, что папа не всегда руководствовался религиозными соображениями, что он «не мог преодолеть в себе противоречия наместника Христа и государственного человека» и т. п. Как бы то ни было — факт остается очевидным: Иннокентий III прежде всего был государственным деятелем, во главу угла ставившим политические интересы папского Рима.